Собственность и государство

Очевидно, что в этих выводах заключается противоречие с изложенною выше посылкою, ибо если земля и капитал ничего не производят без помощи труда, то из этого отнюдь не следует, что они ничего не производят вообще и что владельцы их получают нечто за ничто. Сам Прудон чувствовал, что на этом остановиться нельзя, а потому он в своих "Экономических противоречиях" решительно стал утверждать, что производителен один труд, а природа и капитал имеют значение только материала. "Труд, - говорит он, - один труд производит все элементы богатства и сочетает их до последних частичек по закону пропорциональности, изменчивому, но достоверному. Труд, наконец, как начало жизни, движет материю богатства и дает ей пропорцию". Капитал же "есть материя богатства, так же как серебро есть материя монеты, как пшеница есть материя хлеба и, восходя в этой серии до конца, как земля, вода, огонь, воздух суть материя всех наших произведений. Но труд, один труд последовательно создает всякую полезность, сообщенную этим материям, следовательно, превращает их в капиталы и в богатства". Отсюда Прудон выводит, что ценность труда такое же метафорическое выражение, или такая же фикция, как производительность капитала. "Труд производит, а капитал имеет ценность" в качестве произведения, то есть пропорционально положенному в него труду[137].

Мы видим здесь все то, что социалисты до сих пор повторяют на равные лады; но во всех этих выводах нет ничего, кроме путаницы понятий и совершенно произвольных положений. Можно ли, в самом деле, утверждать, что всякая полезность сообщается произведениям природы единственно человеческим трудом? Полезность есть способность удовлетворять потребностям человека, а такую способность имеют многие произведения природы даже без содействия труда. Дикие плоды, рыбы, наполняющие моря и реки, птицы и звери, составляющие пищу человека, дерево и каменный уголь, которые служат ему топливом, все это полезно само по себе, а не вследствие приложенного к ним труда. Конечно, если человек лежит на боку, не делая движения, то вся эта польза пропадает для него даром: он должен добывать себе пищу, так же как зверь щипает траву или ловит добычу. Но плод не делается полезным оттого, что человек его срывает, или рыба оттого, что он ее ловит, а наоборот, человек срывает плод и ловит рыбу оттого, что они полезны. Ведь не говорим же мы, что труд коровы создает пользу той травы, которую она щиплет. Есть наконец и такие предметы, которые приносят пользу, не требуя даже и этого малого труда, необходимого для их добывания. Пещеры полезны, потому что они доставляют человеку убежище и покров; но никто не станет утверждать, что укрываться в них составляет труд, который именно и делает их полезными. Без сомнения, большинство естественных произведений таковы, что нужно приложение труда, чтобы сделать их способными удовлетворять потребностям человека; но из этого не следует, что природа тут ни при чем: к одному деятелю прибавляется только другой.

Столь же мало можно утверждать, что капитал составляет только материю для труда. Это ничего более как ложная метафора, которая служит единственно к затемнению понятий и к извращению истинного существа дела. Можно подумать, в самом деле, что труд является единственною деятельною силою в промышленном производстве, а капитал представляет собою лишь страдательное вещество, которое от труда получает свою форму, ибо именно это разумеется обыкновенно под именем материя. Между тем возьмем, например, паровую машину, которая несомненно составляет капитал; есть ли это вещество, которому сообщается форма прилагаемым к ней трудом, или деятельная сила, которая движет производство и сама сообщает форму обрабатываемому материалу? Никто не станет утверждать первого. Совершенствование производства состоит именно в том, чтобы делать посредством машины то, что делалось руками человека, но сила заменяется только силою, а не веществом. Весь труд человека в промышленном производстве заключается в совершении известных движений, имеющих результатом известные сочетания вещества, но если те же самые движения совершаются машиною, то почему же они в одном случае могут быть названы производством, а в другом нет? Почему один только труд будет назван деятелем производства, а капиталу будет отказано в этом названии? Конечно, паровая машина сама собою не пойдет; нужно ее затопить; но скажем ли мы, что движения поршня производятся одним кочегаром, а пар и машина тут ни при чем? Это было бы столь же нелепо, как если бы мы сказали, что какая-нибудь тяжесть перевозится не лошадьми, а извозчиком, между тем как извозчик не в состоянии даже сдвинуть этой тяжести с места.