Собственность и государство

Когда такие чудовищные положения высказываются писателем, даже непричастным социализму, то они служат обличением того направления, к которому он примыкает. В XVIII веке Руссо утверждал, что закон, исходящий из общей воли, не может быть несправедлив, ибо никто не может быть несправедлив относительно самого себя. Но и Руссо видел необходимость гарантий для лица. Поэтому он законными считал лишь те постановления общества, в которых лично участвуют все; он не допускал решений по частным вопросам и требовал, чтобы закон совершенно одинаково касался всех; он ограничивал верховную власть пределами общих соглашений; он исключал из государства партии, и при всем том он признавал, что народ весьма часто может ошибаться, а потому заявлял о необходимости премудрого законодателя. На деле, те границы, которые Руссо полагал своей общей воле, неосуществимы; они не имеют ни теоретического, ни практического значения; но они свидетельствуют по крайней мере о том, что знаменитый писатель понимал последствия своего требования и старался их избегнуть. Он не останавливался на том, что общая воля всегда права, потому что она решает только собственное свое дело; он видел, что народ состоит из разных частей и что одной части может приходиться весьма плохо от действий другой. Государство точно есть устроение народа, но государство выходит из пределов своего ведомства, когда оно вместо того, чтобы ограничиваться решением государственных дел, вступается в частные. В государстве народ является как единое целое, которому принадлежит верховная власть, оно в общественной жизни верховный распорядитель, но оно не одно существует на земле. В пределах единства есть место для отдельных лиц и для частных союзов; и те и другие требуют свободы и самостоятельности, и эта свобода и самостоятельность должны быть уважаемы. Нарушение этого правила есть деспотизм, то есть выступление власти из законных своих границ. Конечно, формально верховная власть, будучи верховною, может все себе позволить, на нее нет апелляции. Тем не менее в посягательстве на частное право можно видеть только злоупотребление власти. Как бы ни колебалась практика, теоретически мы имеем возможность положить границу государственной деятельности. Но эта граница лежит не в неопределенном начале пользы, а в законных правах заключающихся в государстве лиц и союзов. Здесь только мы находим мерило, на основании которого мы можем решить занимающую нас задачу.

Права отдельных лиц принадлежат им как членам тех или других союзов, семейного, гражданского, церковного. Поэтому вопрос сводится к самостоятельности последних. В истории этот вопрос проходит через различные фазы; мы коснемся этого впоследствии. Здесь же мы ограничимся существующими отношениями; посмотрим, насколько они соответствуют теоретическим требованиям.

Первоначальный, естественный союз есть семейство. В нем как в источнике всего человеческого общежития заключаются уже все элементы последнего. С одной стороны, оно является союзом юридическим и как таковой входит в состав гражданского общества; с другой стороны, оно содержит в себе нравственный элемент и в этом отношении находится под влиянием церкви. На низших ступенях общественного развития семейство играет и политическую роль. Впоследствии это значение его отпадает, и оно становится исключительно частным союзом, но нравственный его характер дает ему особое место в ряду гражданских отношений. Если вступление в брак совершается по воле лиц, то все дальнейшие условия семейной жизни и взаимные права и обязанности членов семьи не зависят уже от их личной воли. Отношения мужа к жене и родителей к детям определяются не договором, а общим законом. Этот закон при разрушении отдельных семейств сохраняет общий тип нравственно-органического союза, вытекающего из самой природы человека и равно необходимого для физического и для нравственного его существования. Но именно потому этот закон установляется не преходящею волею членов семьи, а получается от других, высших союзов, имеющих более постоянный характер, от церкви или от государства.