Читаем Собственность и государство полностью

Из сказанного ясно, что свобода не есть единое, цельное начало, управляемое единым законом, как утверждает Аренс. Даже в чисто нравственной области это начало раздваивается, ибо оно заключает в себе и свободу добра и свободу зла. В приложении же к существу, представляющему сочетание двух противоположных элементов, разумного и чувственного, оно само распадается на два противоположных определения, на свободу внутреннюю и на свободу внешнюю. Каждое из них образует свой отдельный мир и управляется своими законами. В области внутренней свободы господствует нравственный закон, который безусловно требует, чтобы человек руководствовался сознанием долга; но исполнение этого закона предоставлено свободе: здесь принуждение совершенно устраняется. В области внешней свободы господствует, напротив, закон принудительный; но этот закон касается единственно внешних отношений свободы; внутри же присвоенной каждому сферы все предоставляется его произволу: закон не предписывает ему поступать так или иначе. Обе эти области, восполняя друг друга, равно принадлежат свободе человека. Без внутренней свободы внешняя лишается всякой точки опоры и всякого значения. Сам по себе произвол не имеет права ни на какое уважение; он уважается и охраняется принудительным законом, единственно потому что он составляет проявление внутренней свободы. Если бы не было последней, то весь юридический закон и все построенное на нем человеческое общежитие не имели бы смысла. С своей стороны, внутренняя свобода без внешней лишена действительности. Человек призван действовать во внешнем мире, и в исполнении этого призвания он является свободным существом. Если же внешняя его свобода отрицается, то и призвание остается втуне. Стоик мог быть внутренне свободен и в цепях; христианин внутренне свободен и в рабстве. Но то и другое предполагает отрешение от внешнего мира и стремление к иной, чисто духовной цели. Исполнение же земного призвания, достойное человека, требует внешней свободы. Иначе человек перестает быть человеком; он нисходит на степень простого орудия.

Этими двумя областями не исчерпываются, однако, проявления свободы; остается еще высшая их связь. Так как внутренняя свобода и внешняя истекают из единого начала, составляющего неотъемлемую принадлежность духовной природы человека, то они естественно действуют друг на друга и приходят в разнообразные сочетания. Кроме противоположности начал и областей установляется и их единство. Это единство выражается в тех органических союзах, которых человек является членом. Во имя нравственного закона он подчиняется общественному началу, как высшему выражению духовной связи людей, и в этом отношении он имеет обязанности; а с другой стороны, как свободное лицо он пользуется правами. Здесь свобода получает новый характер: она является как свобода общественная, определяющая отношение членов к тому целому, к которому они принадлежат, их законное подчинение и долю участия их в общих решениях. Но эта новая сфера свободы не уничтожает предыдущих; она только восполняет их, возводя их к высшему единству.

Таким образом, начало свободы, переходя через различные определения, образует отдельные, самостоятельные области человеческих отношений, которые все истекают из одного источника и находятся во взаимной внутренней связи. Свобода воли, которая состоит в самоопределении на основании собственного решения, распадается на свободу внутреннюю, нравственную, заключающуюся в возможности определяться на основании разумно-нравственных побуждений, и на свободу внешнюю, юридическую, управляемую принудительным законом права; наконец, высшего своего значения она достигает в свободе общественной, определяющей отношение человека к тому целому, которого он состоит членом. Человеческая жизнь имеет различные стороны и различные сферы деятельности, соответственно которым свобода принимает различные формы. Но в какой бы области ни вращался человек, какому бы он ни подчинялся закону, везде он является свободным существом, ибо свобода составляет неотъемлемую принадлежность его духовной природы.

Но если так, то каким образом возможно объяснить столь часто встречающееся в истории и в жизни отрицание свободы? Почему с самой колыбели человечества и до наших дней миллионы людей погружены в рабство? По-видимому, факты совершенно противоречат теории, ибо невозможно признать неотъемлемою принадлежностью природы известного существа то, что не принадлежит ему всегда и везде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)
Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

В коллективной работе новосибирских авторов, первое издание которой вышло в 2004 году, впервые в отечественной историографии предпринят ретроспективный анализ становления и эволюции основных маргинальных групп послереволюционного российского общества, составлявших «теневую» структуру последнего («лишенцы», нэпманы, «буржуазные спецы», ссыльные, спецпереселенцы). С привлечением широкого круга источников, в том числе массовых (личные дела), реконструированы базовые характеристики, определившие социальную политику сталинского режима в отношении названных групп (формирование и развитие законодательно-нормативной базы), динамику численности и состава, трансформацию поведения и групповых ценностей маргиналов в условиях Сибири 1920–1930-х годов.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сергей Александрович Красильников

Государство и право
Как взять власть в России?
Как взять власть в России?

Уже рубились на стене слева от воротной башни. Грозно шумели вокруг всей крепости, и яростный рев раздавался в тех местах, где отчаянно штурмовали атакующие. На стене появился отчаянный атаман, и городской воевода наконец понял, что восставшие уже взяли крепость, которую он давно объявил царю всея и всея неприступной. Три сотни дворян и детей боярских вместе с воеводой безнадежно отступали к Соборной площади, в кровавой пене теряя и теряя людей.Это был конец. Почти впервые народ разговаривал с этой властью на единственно понятном ей языке, который она полностью заслуживала. Клич восставших «Сарынь на кичку!» – «Стрелки на нос судна!» – валом катился по царству византийского мрака и азиатского произвола. По Дону и Волге летел немой рык отчаянного атамана: «Говорят, у Москвы когти, как у коршуна. Бойтесь меня, бояре, – я иду платить злом за зло!»

Александр Радьевич Андреев , Максим Александрович Андреев

Образование и наука / Военная история / Государство и право / История