Собственность и государство

Но, говорит Родбертус, земля и орудия принадлежат вовсе не тем, которые положили в них свою работу, а совершенно другим людям, которые присвоили их себе насилием и неправдою. Против этого возражают, что если в неустроенных обществах господствуют насилие и неправда, то в гражданском порядке имущества, переходя из рук в руки, достаются тем, которые приобретают их законным путем, покупая их на произведения собственной деятельности. Даже там, где нет никакого предшествующего насилия, установляются те же отношения капитала и собственности. В Америке, говорит Тьер, против которого полемизирует Родбертус, "труд составляет, по-видимому, неоспоримое основание собственности, ибо колонисты, имеющие только свои руки, несколько земледельческих орудий и на несколько месяцев провизий, привезенных из Европы, приступают к девственным лесам, где обитают лишь обезьяны, попугаи да змеи"[59]. На это Родбертус отвечает, что "собственные руки поселенцев тут дело второстепенное. Только капитал, привезенный из старой Европы, дает им возможность обрабатывать землю собственными силами. Между тем этот капитал сам уже произошел из состояния разделения труда, состояния исстари связанного с системою вымогательства, которая искони предоставляла часть произведений иным лицам, а не самим работникам". Собственность "уже очернена этим доходом, с помощью которого начинается работа", и все-таки, продолжает Родбертус, "когда расчищение совершено, американский поселенец точно так же нанимает работников, чтобы иметь возможность правильно обрабатывать свой участок земли и дает им значительную часть их собственных произведений в виде платы, хотя, конечно, здесь поземельный собственник, будучи обыкновенно действительным участником в труде, должен рассматриваться и как действительный участник в производстве жатвы. Пускай же г. Тьер, — восклицает Родбертус, — очистит то патетическое я, на место которого он себя ставит, от этого маленького капитала американских поселенцев, или даже от "рабочего дохода", способного купить уже совершенно обработанное владение, далеко ли он уйдет один в очищении, огорожении, орошении и сооружении построек?.. Уединенно работающий человек может едва жить, в крайнем случае, он может влачить свои годы в скудном охотничьем быту; сам по себе он никогда не был в состоянии обработать земельный участок и соорудить на нем строения; только общественный человек, живущий среди разделения труда, совершил эти чудеса… Но разве разделение труда было следствием свободного соглашения, в котором условлена была общая обработка, установлена совокупная собственность, где наконец общее произведение, составляя принадлежность всех, делилось между всеми? Такое положение превосходило бы своею ложью даже то. что собственность земли и капитала основывается на труде отдельного рабочего. Как государству не может предшествовать общественный договор, так и разделение труда никогда не могло быть произведением свободного соглашения. То разделение труда, которое состоит в обилии излишнего, конечно, является произведением личных потребностей, ведущих к договору мены. Но то разделение труда, которое имеет хозяйственно-производящую природу, которое заключается в сотрудничестве, которое одно составляет источник избытка дохода от разделенной работы, может первоначально быть основано только на принуждении и насилии" (стр. 83–84).