Читаем Собственность и государство полностью

Таким образом, из того, что труд составляет источник собственности, вовсе не следует, что источником собственности может быть только настоящий физический труд чернорабочих, которым поэтому должна принадлежать совокупность произведений. Источником собственности точно так же становится труд, положенный в землю и капитал. Этот труд дает право как на самую землю и капитал, с которыми он связан, так и на произведения, получаемые с помощью земли и капитала. Поэтому землевладелец и капиталист имеют точно такое же право на произведения, как и рабочие, и весь вопрос состоит в том: чем определяется доля каждого? Этот вопрос ставится Адольфом Вагнером, который, несмотря на похвалы, расточаемые Родбертусу, не считает однако возможным держаться его теории. Но поставляя этот вопрос, Вагнер объявляет его неразрешимым и на этом основании в свою очередь, отвергает теорию, признающую труд источником собственности. Если бы, говорит он, существовал естественный способ раздела произведения, то на нем можно было бы основать юридический порядок собственности. Но такого естественного способа нет: в действительности, раздел всегда зависит от существующего юридического порядка; следовательно, когда мы самый этот порядок хотим основать на способе разделения произведений, то мы вращаемся в круге. Юридический же порядок не есть нечто вытекающее из природы человека; он представляет не более как произведение свободной воли законодателя, который между прочим принимает в соображение и требования труда, но руководствуется и разными другими побуждениями (Grundlegung, стр. 484–485). Отсюда Вагнер выводит, что истинное основание собственности заключается не в природе человека, не в занятии, не в труде, а в изменяющейся воле законодателя, вследствие чего и самый порядок собственности может изменяться, смотря по соображениям, которые имеет в виду законодатель (стр. 487–488).

Вся эта аргументация основана на путанице понятий. Нельзя не согласиться с тем, что естественного способа делить произведения не существует. Какая доля дохода с производства достанется землевладельцу, капиталисту и рабочим, это зависит от тысячи разнообразных и изменяющихся условий, которые уловить невозможно. Один раз рабочему достанется только скудная плата, а землевладелец или капиталист получит значительный барыш с произведений; в другой раз рабочий получит хорошую плату, а землевладелец или капиталист понесет убыток. Но именно поэтому юридический порядок никогда и не берет на себя решения этого вопроса; теория же, признающая труд основанием собственности. вовсе и не требует его разрешения. Теория труда утверждает только, что приобретенное трудом составляет собственность того, кто работал, а приобрел ли он больше или меньше, это до теории вовсе не касается. С своей стороны, юридический порядок освящает это начало, и этим он ограничивается. Спрашивается: есть ли признание этого начала дело законодательного произвола, или оно вытекает из вечных требований правды, следовательно, и природы человека?

На этот вопрос Адольф Вагнер, на расстоянии нескольких страниц, дает два совершенно противоположных ответа, из чего ясно, что он не выяснит себе, ни в чем именно заключается вопрос, ни каковы требования правды, ни что такое природа человека. На стр. 472 он говорит, что теория труда, так же как и теория овладения, одинаковы в том отношении, что обе хотят собственность, как юридическое установление, основать на простых фактах, а это составляет ошибку в самой точке исхода, ибо факт становится правом единственно через волю законодателя, который может принять в расчет те или другие соображения справедливости или целесообразности. На стр. же 481 он говорит, что в первобытных отношениях, "постулат теории труда, в силу которого рабочий, посредством работы, приобретает право собственности на произведения своего труда, вполне справедлив и собственно сам собою разумеется, или логически последователен". Еще высшее значение он признает за этим началом при осложнении отношений: чем более труд становится первенствующим, "тем более постулат теории труда, как важнейший и правильнейший в сравнении с постулатом теории овладения должен быть признан юридическим законом и получить преимущество, на основании справедливости к работникам и целесообразности в интересе целого".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)
Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

В коллективной работе новосибирских авторов, первое издание которой вышло в 2004 году, впервые в отечественной историографии предпринят ретроспективный анализ становления и эволюции основных маргинальных групп послереволюционного российского общества, составлявших «теневую» структуру последнего («лишенцы», нэпманы, «буржуазные спецы», ссыльные, спецпереселенцы). С привлечением широкого круга источников, в том числе массовых (личные дела), реконструированы базовые характеристики, определившие социальную политику сталинского режима в отношении названных групп (формирование и развитие законодательно-нормативной базы), динамику численности и состава, трансформацию поведения и групповых ценностей маргиналов в условиях Сибири 1920–1930-х годов.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сергей Александрович Красильников

Государство и право
Как взять власть в России?
Как взять власть в России?

Уже рубились на стене слева от воротной башни. Грозно шумели вокруг всей крепости, и яростный рев раздавался в тех местах, где отчаянно штурмовали атакующие. На стене появился отчаянный атаман, и городской воевода наконец понял, что восставшие уже взяли крепость, которую он давно объявил царю всея и всея неприступной. Три сотни дворян и детей боярских вместе с воеводой безнадежно отступали к Соборной площади, в кровавой пене теряя и теряя людей.Это был конец. Почти впервые народ разговаривал с этой властью на единственно понятном ей языке, который она полностью заслуживала. Клич восставших «Сарынь на кичку!» – «Стрелки на нос судна!» – валом катился по царству византийского мрака и азиатского произвола. По Дону и Волге летел немой рык отчаянного атамана: «Говорят, у Москвы когти, как у коршуна. Бойтесь меня, бояре, – я иду платить злом за зло!»

Александр Радьевич Андреев , Максим Александрович Андреев

Образование и наука / Военная история / Государство и право / История