Собственные записки. 1811–1816

Он был женат на двоюродной сестре своей Боссанкур, владевшей порядочным имением недалеко от Труа, которое разорили; но Деклозе не жаловался и готов был жизнью жертвовать, чтобы Наполеон был свержен и чтобы Бурбоны снова заняли французский престол. И в самом деле, он стал так смело говорить в ратуше, что, когда французы выгнали нас из Труа, на него сделан был донос, и его хотели расстрелять; но он спасся тогда на чердаке, где спрятался в сено. Двое из товарищей его были в то время расстреляны. Жена Деклозе была немолодая женщина, упрямого нрава и делала из него, что хотела, наставляла его ловить собачку свою по саду и кричала на него, как на мальчика. Деклозе показал мне письмо от брата Александра, посланное с аванпостов недалеко от Труа; брат приглашал его выехать к нему, но старику нельзя было сего сделать, потому что в городе находились еще французские войска и за ним строго наблюдали. Я провел дня два в доме Деклозе, оказавшего мне самый дружеский прием.

Из Труа мы двинулись к Мальмезону и пришли через два дня к Ножан-сюр-Сен (Nogen-sur-Seine). Авангард на пути сем имел дела с неприятелем. Наполеон получил в подкрепление 6000 старой конницы своей, пришедшей из Испании.[174] Подкрепление сие сделало перевес в силах. Великий князь готовился было идти в атаку с 1-й кирасирской дивизией. Главная квартира расположилась в городе Pont-sur-Seine, а гвардейский корпус около Брея (Bray) на реке Сене. Ножан был совсем разорен, потому что Витгенштейн дрался в самом городе и вытеснил из оного неприятеля; город дымился, а на улицах лежали трупы убитых. Витгенштейн подвинулся вперед и был уже близ Фонтенбло, верстах в 70 или 80 от Парижа. Гвардейский корпус получил повеление идти в Мерри (Merry), город, лежащий направо от нас в 50 верстах.

Даненберга с вечера послали вперед для принятия лагерного места; с ним были квартирьеры и офицеры 1-й кирасирской дивизии и прусской кавалерийской гвардейской бригады, так что в сем отряде состояло более 150 всадников при 7 или 8 офицерах. Мне никакого назначения не было и, как я полагал на другой же день по прибытии войск увидеться с Курутой, то поехал с Даненбергом, не спрося на то позволения. Мы ехали всю ночь и приехали на другой день к назначенному месту. Мы немедленно приняли лагерное место от подполковника Диеста, присланного на сей предмет из главной квартиры.

Чиновники главной квартиры то приезжали, то отъезжали. Иные говорили, что поход войскам в Мерри отменен и что они возвратятся в Труа; другие, что это несправедливо. В городе был большой беспорядок. Не зная, кому верить, мы провели там двое суток, стоя на квартире у одного бывшего адъютанта Бернадота. На третий день никого из русских не оставалось в городе, кроме нас. Слухи носились, что гвардия переправилась за Сену и шла к Парижу, и Даненберг повел весь отряд ближайшей дорогой к Ножану, далеко вправо от большой дороги, местами, где еще ни одного русского не видали. Мы легко могли встретиться с неприятелем и потому приняли возможные предосторожности. Офицеры радовались случаю, надеясь действовать отдельным отрядом, как партизаны.

Общество наше было живое, и мы завели настоящий порядок; осрамился только поручик Кроут, адъютант полковника Лароша, который командовал прусской гвардейской конной бригадой. Отъезжая из Мерри, он увез у хозяина шерстяное одеяло; когда же у всех стали делать обыск, то он отправил свои вьюки вперед, и хозяин, имея на него подозрение, просил Даненберга возвратить выехавший вьюк и обыскать его. Кроут уверял нас, что мы ничего не найдем. В самом деле, во вьюке ничего не было, но одеяло нашлось у него под седлом, и он терпеливо перенес выговоры своих товарищей.

К обеду мы пришли в большое селение, в котором был замок маршала Брюни. Увидев нас, жители испугались, особливо когда им сказали, что тут сам великий князь и что за нами идет колонна. Нам накрыли стол, и мы славно отобедали на счет маршала, коего имением управлял в отсутствие его приказчик. Кирасиров развели по деревне, накормили их и взяли у жителей овса в запас. После обеда мы пошли все осматривать и увидели отличных жеребцов на конюшне. Кроут хотел одного из них увести, но товарищи не дали ему сделать сего. Не менее того, едва мы две версты отъехали, как он воротился и нагнал нас на том жеребце, который ему более всех понравился в конюшне маршала Брюни. Его провожал один из конюших, которому он сперва обещался отдать лошадь по прибытии в Ножан, после он обещался ему подарить два луидора, а кончилось тем, что, прибыв в Ножан, он прогнал конюшего домой и оставил себе жеребца ценой тысячи в две франков. Сколько мы не осуждали такой поступок, но Кроут был равнодушен к оказываемому ему презрению и остался с добычей.

Мы переправились через Сену и к вечеру прибыли в селение, лежащее за рекой напротив Пон-сюр-Сен. Мы узнали от жителей, что французы заняли деревни верстах в четырех от нас. Витгенштейн имел неудачное дело и должен был отступить.