Собственные записки. 1835–1848

4 апреля 1845 г

Письмо сие было получено в исходе ноября. В соединении с разными слухами о назначениях в Грузию, оно способствовало ко встревожению моему и отчасти к предприятию путешествия в Петербург, хотя настоящая причина была не какая-либо иная, как свадьба сестры.

Около того же времени уведомил меня Долгорукий из Одессы, что к графу Воронцову приезжал из Петербурга фельдъегерь с собственноручной запиской государя, и что, не застав Воронцова в Одессе, фельдъегерь поехал к нему на Южный берег Крыма, в Алупку. Слух носился в Одессе, что Воронцова призывали к занятию места главнокомандующего в Грузии или в Польшу на место Паскевича.

О состоянии дел на Кавказе я имел постоянно довольно верные известия. Часть оных доходили до меня через письма, часть изустно от проезжих с Кавказа армян, останавливающихся погостить у Соломона Тергукасова, живущего от меня в 40 верстах, близ большой дороги, ведущей из Грузии в Москву.

Общие очерки сих сведений были дополнены подробным рассказом о военных действиях, сделанным Генерального штаба штабс-капитаном Дельвигом[109], приезжавшим с Кавказа в отпуск к дяде своему, моему соседу князю Волконскому[110]. Дельвиг был у меня осенью и с карандашом в руках отвечал мне по карте на все вопросы, которые я ему делал.

Бывший мой 5-й корпус выступил из своих прежних квартир Крыма, Подольской губернии и Бессарабии, в трехбатальонном составе, и батальоны были наполнены до 700 человек; сверх того были взяты запасные люди, коими по прибытию полков на место пополнили всю случившуюся на походе убыль от болезней, отчего в строевых рапортах о сем корпусе было показано после прибытия на левый фланг линии, до вступления войск в действие, такое же количество людей в батальонах, какое было при выступлении. И за это было объявлено высочайшее благоволение начальству, но войска сии не могли не потерпеть значительную убыль от сего внезапно предпринятого движения, в самое ненастное время года, без всяких почти предварительных приготовлений.

То же случилось и с маршевыми батальонами, отправленными из Москвы. Сборные войска сии проходили недалеко от нас и, невзирая на все расходы, понесенные правительством для облегчения жителей и войск во время сего движения, они крайне обременили жителей от совершенного беспорядка, в коем войска сии шли. Ни правильное снабжение подводами и квартирами, ни строгая дисциплина не обеспечили обыденного спокойствия войск и жителей. Растянутые колонны тащились пешком и на подводах, оставляя по себе жалобы и неудовлетворенные претензии. Самый дух в сих сборных войсках был в великом упадке: офицеры надеялись возвратиться по сдаче людей, а люди громко говорили, что их ведут на убой, чем и оправдывали насилия, делаемые ими между жителями, коих они укоряли беспечной и мирной жизнью.

Полки 5-го корпуса не могли иметь достаточных и удобных квартир в малонаселенном крае. При них не было никаких хозяйственных заведений, и они после утомительного похода не могли иметь потребного спокойствия и необходимых средств для поддержания сил своих и возобновления всего утрачивающегося в движении, а после в делах, в коих они находились.

Слухи о приближении большого количества войск тревожили Шамиля. Он не чаял удержаться, и говорили даже, что он собирался оставить горы и удалиться из пределов Кавказа. Известно было, однако, что лазутчики его выведывали, какие идут войска, старые или молодые, и когда узнали о составе вспомогательных полков и батальонов, то лезгины успокоились и продолжали с духом вооружаться.

При отправлении войск сих, говорят, государь будто сказал, что он посылает маршевые батальоны для укомплектования полков Кавказского корпуса, значительно потерпевших в нескольких поражениях, понесенных ими в 1843 году при потере главных крепостей в горах и многих укрепленных мест, и что 5-й корпус посылается для наказания и истребления Шамиля с его толпами.

Самое начало не подавало, однако, на то основательных надежд. Корпусный командир генерал Нейдгард был человек с образованием, но не имел той опытности, которая была нужна в делах такого рода.

Преемник мой в командовании 5-го корпуса, генерал-лейтенант Лидерс, был известен своей храбростью, но также неопытен и, как слышно, был человек способный более к занятиям мелочным, чем дельным, при том же больной.

Между частными начальниками замечательны были: генерал-майор Клюки-фон-Клюкенау, родом австриец, служивший некогда майором у меня в полку, человек храбрый, но без головы и распорядительности; генерал-майор Пассек, человек с образованием, но бешеный и хвастливый, без меры честолюбивый; генерал-майор Фрейтаг, человек храбрый, образованный и с малыми средствами спасший остатки разбитых войск наших и их начальников в бедственные осень и зиму 1843 года.