Собственные записки. 1835–1848

– Но когда он увидел требование вашего величества, дабы он объяснил вам неудовольствия свои на графа Левашова, то сказал, что он желал бы избегнуть подобного донесения; а, приказав вторично прочитать себе письмо ваше, он сказал, что сие неминуемо должно сделать и велел мне изготовить письмо к вам, с внесением в оное всего касательно графа Левашова, но с присовокуплением в конце письма просьбы его, дабы вы предали дело сие, как уже прошедшее, забвению. Он говорил, что уже слишком долго живет на свете, и что желал бы умереть, дабы избавиться терпимых им огорчений; когда же я, изготовив письмо, на другой день рассказал содержание оного, то он велел вымарать все постороннее, не касающееся до известного вам ныне поступка графа Левашова, сказав мне, что я могу объяснить прочее, ежели меня спрашивать будут.

Государь слышал слова сии и ничего не спросил, а желал узнать только, кто таков Репнинский, о котором он забыл.

– Я никогда не любил Левашова, – продолжал государь, – но держал его на месте, потому что полагал его полезным для края, и в прошлом году, когда я узнал, что он забывался перед фельдмаршалом в торжественные дни, не соблюдая должной одежды, я его 10 дней к себе не пускал. Впрочем, он, казалось, был в хороших сношениях с фельдмаршалом, так что князь однажды даже поручил ему просить у меня денег, и я ему тогда же немедленно выслал сто тысяч рублей. Не ссорил ли их кто-нибудь между собой?

– Я прежде не замечал, – отвечал я, – ни вражды, ни дружбы между ими. Описанное происшествие случилось во время отсутствия моего, когда я был на смотрах с вашим величеством в Москве и в Орле. Когда я приехал, то фельдмаршал рассказал мне оное и всякий день твердил его. При отправлении же меня ныне сюда, подписывая письмо к вам, сказал, что сего уже достаточно и что за сим оставалось графу Левашову отрубить только ему голову. Это были собственные его выражения.

– И все написанное справедливо? – спросил государь.

– Я не был свидетелем; но когда фельдмаршал приказал мне писать письмо, то он велел позвать Карпова и переспросить его обстоятельно о сем деле, что я и сделал и, написавши, прочитал письмо Карпову, который подтвердил его.

– Не должно было фельдмаршалу посылать Карпова к Левашову; да и в сем случае как основаться на показании Карпова, который в сем деле участник и судья?

– Другого свидетельства не было, ваше величество. Карпов будет отвечать за сие и, вероятно, окажется правым. Мог ли он на себя взять такое ложное свидетельство?

– Да не он ли ссорил, – спросил государь, – фельдмаршала с Левашовым?

– Не знаю, государь, но не полагаю: Карпов довольно осторожен для сего. Он бывает всякое утро у фельдмаршала наедине; но я не имею никакого повода думать, чтобы он действовал таким образом. – Какой он человек? – спросил государь.

– Умный, – отвечал я, – и в делах опытный; офицер способный, но без всякого образования. Если он и имел с начала прибытия моего замыслы интриговать против меня, то он не мог сего сделать, потому что я в точности следовал данному мне пред отправлением в Киев наставлении вашего величества действовать всегда открыто с фельдмаршалом, и я, следуя сим правилам, устранил Квиста, потому что он лишился всякой доверенности фельдмаршала и что ваше величество отозвались о нем с дурной стороны. Таким же образом удалил я и генерал-аудитора Шмакова и, как вы мне изволили с такой же стороны говорить и о Карпове, то я бы со временем и его удалил, если бы заметил малейшее, что дурного с его стороны.

– Да, я говорил тебе о них; но как бы ты удалил Карпова, который пользовался такой доверенностью фельдмаршала?

– О воле вашего величества касательно Квиста я доложил князю уже по удалению его; касательно же Карпова я бы сказал ему самому, что вы не желаете его иметь на сем месте. Он довольно умен, чтобы постичь то, что ему предстояло, и удалился бы без шуму. Для замещения его имел я в виду Ивана Шипова, который командовал Лейб-гренадерским полком и коего я уже пригласил, по согласию фельдмаршала, принять упразднившееся место генерал-майора Галафеева, но к тому времени случилось упразднение штаба, а Шипов получил поручение, и дело так осталось; но я вам опять доложу, что я не имел во все время служения моего с Карповым повода быть им недовольным.

– Так; я слышал, что он офицер расторопный и хороший кавалерист, человек способный; но сердце у него каково?

– Кто проникнет в сердце его? – отвечал я государю. – Приятелем он мне никогда не был и не будет; службой же его я был доволен.

– В каких ты был сношениях с Левашовым?