События и люди. Издание пятое, исправленное и дополненное.

Тем не менее эти слова — слова моей обиды. Объективно же следует отметить незаурядную роль М. С. Рабиновича как в жизни ФИАН, так и для всего плазменного сообщества нашей страны. Я не буду говорить о его роли в расчете и проектировании дубнинского синхрофазотрона[14] (это было до меня), скажу только о его роли в развитии физики плазмы в нашей стране.

Прежде всего это стеллараторная программа. Для проведения в жизнь этой программы в недрах эталонной лаборатории и была создана лаборатория физики плазмы. Это была его инициатива, и думаю, что вклад этой лаборатории значителен не только в масштабах нашей страны, но и всего мира.

По инициативе М. С. Рабиновича был создан Совет по комплексной проблеме физики плазмы АН СССР, который потом распался на три совета, один из которых, а именно, Совет по высокотемпературной плазме, возглавлял сам М. С. Рабинович. Более того, реально практически всеми делами Совета по комплексной проблеме физики плазмы, которым руководил и руководит до сих пор академик Б. Б. Кадомцев[15], руководил М. С. Рабинович. В частности, ежегодные сессии Совета, которые до сих пор традиционно проводятся весной в Звенигороде, — это детище М. С. Рабиновича.

Его детищем является и журнал «Физика плазмы», который за очень короткое время стал одним из лучших журналов Академии наук и, пожалуй, лучшим в области физики плазмы среди всех журналов мира. Все это сделал М. С. Рабинович.

Он сделал еще и много другого. Он не прикрыл работы по радиационному ускорению, начатые по инициативе В. И. Векслера, и даже придал этим работам новый импульс, когда в конце 1960-х годов было обнаружено аномальное поглощение СВЧ-излучения плазмой при больших мощностях. Это явление легло в основу целого нового направления в области оборонных работ, получившего название «радиоэлектронной борьбы» — использования мощного СВЧ-излучения для силового и функционального поражения. Он одним из первых понял перспективы использования сильноточных релятивистских электронных пучков, которыми я занимался, и в начале 1970-х годов выступил с предложением развития работ уже говорила Н. Л. Цинцадзе о том, какой плохой я человек, раз при жизни М. С. Рабиновича хочу занять его место. И думаю, все, что произошло после смерти М. С. Рабиновича, дело рук И. С. Шпигеля.

В науке И. С. Шпигель, как я уже отмечал, достиг значительных результатов благодаря своей любознательности и стремлению восполнить недостаток образования. Благо он умел оседлать лошадей, на которых ездил. Одним из таких был И. О. Данилкин. Вся стеллараторная программа лежала на его плечах, он был той рабочей лошадкой, которая тянула воз. И таким остался, так и не защитив докторскую диссертацию. Саму же идею стелларатора, точнее ту изюминку, что вывела лабораторию на высокую орбиту, предложил Л. М. Коврижных, а довели до инженерных расчетов и реального воплощения в жизнь И. С. Данилкин и И. С. Шпигель. Л. М. Коврижных, безусловно, способный физик-теоретик, но большой «любитель жизни», что ему, однако, не мешало добиться успеха. Ему во многом везло, так как его сильно поддерживали в лаборатории. Этим объясняется Ленинская премия, которую он получил благодаря мудрости М. С. Рабиновича, включившего его в удачную компанию. Этим же объясняется и докторская диссертация, которую во многом ему помог сделать В. Н. Цытович. Но надо все же отметить, что в премиальную работу его вклад значительный, хотя премию дали не работе, а коллективу авторов. И в докторской диссертации вся физика принадлежит ему самому: просто В. Н. Цытович никогда не знал физику хорошо, а помогал Льву лишь в технике. Так Л. М. Коврижных стал практически полным наследником М. С. Рабиновича, но не по заслугам, а по желанию как самого М. С. Рабиновича, так и особенно И. С. Шпигеля. Л. М. Коврижных никогда не испытывал благодарности к людям, которым он чем-то обязан. Только этим я объясняю его неприязнь к В. Н. Цытовичу. Вместе с тем хочу отметить невыносимый эгоизм В. Н. Цытовича, который только о себе и заботится. То, что он помог Л. М. Коврижных, по-моему, в основном заслуга Эммы, жены Вадима, женщины очень умной и сознававшей будущую роль Л. М. Коврижных в жизни лаборатории. Но вот если сам Лев кому-то сделал добро, то к этому человеку он относится тепло. Перемена в его отношении ко мне, считаю, произошла из-за его благородного поступка — неоценимой помощи в организации и проведении защиты докторской диссертации моего ученика Р. Р. Киквидзе, что нас в последнее время несколько сблизило. А может, то, что мы разошлись по разным отделам и наши пересечения стали реже и в другом русле. Так или иначе, мы сейчас добрые приятели.