Сочельник в горной хижине

Кнутъ Гамсунъ Сочельникъ въ горной хижин

Подъ Рождество выпало много снгу, и маленькій домикъ тамъ высоко въ горахъ едва виднлся изъ-подъ снжной пелены. Видны были только крыша и верхній этажъ. Впрочемъ, это была только хижина съ закутой для одной коровы, свиньи и овцы. Здсь жила зимой и лтомъ вся семья въ полномъ одиночеств.

Мужа звали Торомъ, жену Кирсти, и у нихъ было пятеро дтей отъ Тиміана до Кальдеи включительно. Кальдея жила внизу въ деревн прислугой, а Тиміанъ добился-таки того, что дйствительно переселился въ Америку. Остальные трое ребятъ жили еще въ родительскомъ дом,- два мальчика и двочка: Ринальдусъ, Дидрихъ и Томелена. Томелену звали обыкновенно просто Леной.

Какъ уже сказано, подъ Рождество выпало много снгу, и старый Торъ весь день разгребалъ его лопатой, такъ что почувствовалъ себя къ вечеру усталымъ и измученнымъ. Онъ уже прочелъ все, что полагалось прочесть по молитвеннику въ сочельникъ, и лежалъ теперь на кровати, покуривая трубку. Жена готовила у плиты и ходила взадъ и впередъ по комнат, прибирая все къ мсту.

— Задала ли ты корму скотин? — спросилъ Торъ.

— Ну, конечно! — отвтила жена.

Торъ опять съ минуту молча покурилъ и затмъ сказалъ, посмиваясь въ бороду:

— Что это ты варишь и жаришь цлый вечеръ, жена? Я просто не понимаю, откуда ты все это берешь!

— О, я куда богаче, чмъ вы вс предполагаете! — отвтила Кирста, сама смясь своей шутк.

За ужиномъ вся семья должна была выпить по рюмк водки, — такъ было изстари заведено, — и на долю Ринальдуса выпала обязанность наполнить рюмку для каждаго. Это была для него весьма торжественная минута, — онъ съ трудомъ держалъ въ своей ручонк большой графинъ съ нарисованными на немъ розами. И глаза всхъ наблюдали за нимъ.

— Держи графинъ въ лвой рук, когда наливаешь людямъ старше тебя! — сказалъ отецъ. — Ты ужъ достаточно великъ: теб пора пріучаться быть вжливымъ!

И Ринальдусъ взялъ графинъ въ лвую руку. Онъ наливалъ съ такими предосторожностями, что право было преинтересно наблюдать за нимъ. Онъ высовывалъ языкъ, наклонялъ голову набокъ и только тогда наливалъ.

Ужинъ оказался настоящимъ пиршествомъ: оладьи съ патокой и на каждаго по цлому яйцу. Кром того, можно было сейчасъ замтить, что это сочельникъ, такъ какъ подали еще хлбъ и масло.

Торъ передъ ужиномъ громко прочелъ молитву Лютера. Посл ужина маленькій Дидрихъ ошибся и подошелъ съ протянутой ручонкой благодарить за ужинъ отца и мать. Отецъ не остановилъ его ни словомъ, но, когда мальчикъ поблагодарилъ ихъ обоихъ, онъ сказалъ:

— Ты не долженъ былъ бы благодарить насъ сегодня, Дидрихъ. Въ этомъ нтъ, конечно, большого преступленія, но вдь ты знаешь, что ты долженъ благодарить насъ за ду наканун новаго года.

И Дидриху сдлалось такъ стыдно, что онъ заревлъ, когда братъ и сестра начали надъ нимъ смяться.

Торъ опять легъ на кровать и закурилъ трубку, а жена стала перемывать посуду.

— Да, порядкомъ-таки выпало снгу, — сказала она.

— И этому, кажется, не будетъ конца! — замтилъ Торъ. — Смотри, луна окружена туманнымъ сіяніемъ, и вороны такъ низко летаютъ, что почти касаются земли.

— Значитъ, нечего и думать о томъ, чтобы завтра пойти въ церковь!

— Боже сохрани, ты вроятно не заглянула въ календарь, если надешься завтра на хорошую погоду!

— Нтъ, а что, каково предсказаніе?

— Въ томъ-то и дло, что оно не лучше, чмъ безногій теленокъ. Иначе я бы не сталъ такъ плохо отзываться о немъ.

— Ну, ты, врно, только такъ говоришь!

— Подай-ка мн очки, Ринальдусъ; только смотри, не урони ихъ на полъ! — продолжалъ Торъ.

И онъ еще разъ внимательно просмотрлъ угрожающее предсказаніе.

— На, вотъ, смотри сама! — сказалъ онъ, обращаясь къ жен. — Какъ видишь, не лучше того, что я теб сказалъ!

— Іисусе Христе, спаси насъ всхъ! — проговорила Кирсти, набожно складывая руки. — Это означаетъ сильный снгъ, да?

— Да. Но это еще не самое дурное предсказаніе. Если ты хочешь видть самый грозный рисунокъ, то вотъ на, посмотри тотъ, который предсказанъ на пятое февраля, — право, ни дать ни взять такой же страшный, какъ самъ антихристъ съ двумя рогами.

— Іисусе Христе, помилуй насъ всхъ! А Тиміанъ-то тамъ, въ Америк!

Посл этого восклицанія въ крошечной комнатк воцарилось на время молчаніе. За окномъ начала шумть вьюга, взметая цлые сугробы снга. Дти изрдка обмнивались словами и забавлялись разными предметами, а кошка переходила отъ одного къ другому и позволяла себя гладить.

— Хотлось бы мн знать, что стъ король въ сочелышкъ! — выпалилъ, наконецъ, Дидрихъ.

— Хо-хо! Наврно, у него превкусное масло и сладкіе пирожки! — воскликнула маленькая Лена, которой только что минуло восемь лтъ и которая поэтому не могла придумать ничего лучшаго.

— Вотъ хорошо-то! Сладкіе пирожки, да еще намазанные масломъ, — сказалъ Дидрихъ. — И, быть можетъ, король выпиваетъ одинъ цлый розовый графинъ?

Но Ринальдусъ, какъ самый старшій и уже прошедшій въ школ не мало страницъ изъ хрестоматіи, началъ громко смяться надъ такими рчами.

— Только одинъ розовый графинъ! Хо-хо, король выпиваетъ, по крайней мр, двадцать графиновъ!

— Двадцать, говоришь ты?