Сочинение на вольную тему

Потребовалось всего несколько минут, чтобы они выскочили из села: Игнат на коне, а следом за ним, вытянувшись цепочкой, семь человек во главе с лейтенантом. Игнат уже не торопил, но и не сдерживал коня, тот шел ровной рысью, будто понимая, что быстрее нельзя — люди не успеют за ним, тише тоже нельзя — могут опоздать.

Подъем на взгорок, спуск в лощину, кусты, сосняк. Лес пробегали — садилось солнце, и, если бы время было и люди хоть на минуту могли остановиться, они увидели бы, как красиво пронзают лес его лучи, обливая золотом гладкие стволы сосен, как они дрожат, словно туго натянутые нити, и затем неслышно, обессилев от своей невесомой тяжести, ложатся на землю; услыхали бы, как весь лес полнится птичьими голосами.

У людей не было лишней минуты. Они задыхались от быстрого бега, пот слепил глаза, и хорошо, что солнце не жгло и не спешило уходить, оставляя им больше светлого времени.

За гатью около рябины Игната поджидал Леник.

— Они у Миколки! — крикнул он.

— Это третья хата по левую руку, — пояснил лейтенанту Игнат, останавливая коня.

Солдаты устремились вперед, обтекая Игната. Он подхватил Леника на коня, усадил его перед собой и погнал дальше.

За гатью, не высовываясь из кустов, лейтенант подал знак остановиться. Все тяжело дышали.

— Вы свободны, — сказал он Игнату. — Спасибо вам. Коня… хотя нет, конь пусть будет где-нибудь поблизости. А мы… Корбут, Игнатович, со мной, по улице, надо отсечь от леса. Силивончик, — он взглянул на немолодого сержанта, — Силивончик и остальные, огородами, окружить двор. И — тихо, попробуем захватить врасплох. И — беречь головы. Хендэ хох унд зибен-зибен. Ну, пошли!

Первый двор был огорожен с улицы плотной изгородью из сухих еловых дрючков, потом шел старый реденький штакетник, за которым в глубине соток стояла приземистая нежилая хата, за ней был Миколков двор, обнесенный сосновым частоколом. Хотя Миколку и звали так по-детски ласково, за незавидный рост, но человек он был ухватистый, делал все капитально, навек.

Весь конец улицы лейтенант с солдатами пробежали на одном дыхании и у начала Миколкова частокола столкнулись с самим хозяином. Он уже побывал у Игната, у Тимоха, никого дома не застал — и теперь не знал, что делать: в хату возвращаться не желал и далеко отходить от нее — тоже. Он ничуть не удивился, увидев вооруженных людей, точно ожидал их.

— Пьют, — сообщил сразу, будто у него уже спросили.

— Где? — спросил лейтенант, окидывая взглядом двор.

К Миколкову хлеву, пригнувшись, проскочили сержант с солдатами.

— Второе окно с улицы. Стол стоит у самого окна…

— Кроме них, в хате есть кто-нибудь?

— Нет. Женка и дочка сразу убежали, как услыхали их. Ну и я во…

— Вас-то я вижу… — лейтенант сверкнул черными глазами на Миколку. — Дверь одна?

— Две. Вторая во двор, скотине давать и так…

— Окна?

— Четыре на улицу, три в палисадник. С того боку одно на хлев, как и дверь.

— Так… — Лейтенант еще раз взглянул на Миколку. — Вам тут нечего делать. Давайте туда, — он мотнул головой в конец поселка. — Корбут, Силивончик, за мной! Закрыть ставни: один с одного боку, второй с другого. Западня так западня. Хендэ хох унд зибен-зибен. Только самим не высовываться.

— Товарищ лейтенант, а может, сразу гранату в окно? — подал идею один из солдат.

— Что вы, хлопцы… Вы ж разнесете весь дом, — забеспокоился Миколка.

— И дом, и… Попробуем договориться, может, сами сдадутся, без боя… Ну…

XIV

Миколка — хозяин справный, все, что полагалось смазать, у него было смазано, что не должно скрипеть — не скрипело.

Ни Стась, ни Любомир не заметили, что хата окружена, не услыхали они и как затворились ставни на окнах в другой половине. Они изрядно выпили и спокойно закусывали.

За окном, через улицу, за черноземом огородов, напоминая перевернутую зубьями кверху пилу, стоял лес, и над ним огромным рдяным кругом висело солнце. Оно повисло над самыми зубьями этой темной пилы, словно боялось порезаться. Багровый отсвет лег на бурое, вспотевшее от горелки лицо Стася, и оно засветилось, точно обливной горшок.

— Какое большое солнце, — заметил Любомир и нервно усмехнулся.

И тут в комнате потемнело, — казалось, с одной стороны на небо надвинулась черная туча. Стась как откусил огурец, так и застыл, будто к его затылку приставили дуло пистолета. Он тут же крутнулся, бросил взгляд на окно за спиной. Там, где было окно, стало темно.

— Обложили! — только и вымолвил, хватаясь за автомат. Окинул глазами хату. Печь стояла подле глухой стены. Через открытую дверь в другую половину видна была кровать с горой подушек. — Хватай подушки и сюда, на печь! — глухо, вполголоса приказал Любомиру, а сам стал спиной к печи. Окно было перед ним, дверь справа.

— Зачем? — не понимал Любомир.

— Делай, что говорят…

В это время ставни на последнем окне медленно, как бы сами по себе, стали закрываться. В хате еще больше потемнело, и Стась как стоял с автоматом у живота, так и ударил из него чуть выше подоконника. Ставни отскочили назад. Стало светлее. Стась метнулся к двери, взял ее на крючок.

Любомир тем временем перенес и вскинул на печь четыре или пять подушек.