— Вопщетки, мне-то никуда не надо ехать, а вот ему… Посшибал вчера столбы, всю линию положил. Так что…
— Я же говорила: не едь, да разве вправишь ему мозги? — Зина неожиданно сорвалась на крик и повернула обратно в хату.
Игнат вошел вслед за ней. С порога она устремилась за перегородку, и оттуда раздался ее звонкий голос:
— Вставай, нечего вылеживаться! Просила же как человека, не едь, так нет… А теперь что будет! Вставай, вон люди пришли…
— Пришли, так подождут, — голос у Адася был, однако, не сонный. И вскоре из двери перегородки показался он сам, запихивая рубаху в штаны. — А-а, это ты, дядька. Что же стоишь, садись уж. — Адась указал глазами на табурет, а сам прошел в сенцы, болтнул чашкой в ведре, выпил воды, вернулся, сел на другой табурет, затуманенными глазами уставился на Игната, как бы спрашивая: «И что тебе надобно? Или не видишь, что мне и так муторно?»
— Так что же ты думаешь делать? — спросил Игнат, стараясь не смотреть в раскисшее свекольное лицо Адася.
— Как что делать? — пожал тот плечами. — Трактор ремонтировать.
— Вопщетки, еще один такой выезд — и ты его доремонтируешь, хотя я не об этом.
— А о чем?
— О том, что ослепил и оглушил ты поселок. И думаешь, так и сойдет? — Игнат шагнул к выключателю, щелкнул им: лампочка не зажглась. Он не хотел распаляться, сдерживал себя, но глухое раздражение вскипало в нем. Достал трубку, набил табаком, выкатил из печи уголек, прикурил.
— Кто докажет, что это я? Мало тут разных машин ходит?
— Потребуется — докажут. И доказывать нечего.
— Ну, ты же, дядька, не видел, что я ехал вчера? Верно? И никто не видел. Был ветер, буря дайжа была… А столбы гнилые… вот их и положило, а? — Адась говорил спокойно, невинными глазами глядя в глаза Игнату.
«Гляди, откуда и разум берется? — подумал Игнат. — Совсем трезвый, будто и не пил вчера».
— Ведь так оно было, дядька Игнат? — переспросил Адась.
Поначалу Игнату показалось, что он шутит. Такое бывает после пьянки, когда человек не знает, на каком он свете. Но сейчас видел: Адась говорит вполне серьезно. И готов поверить в то, что говорит.
— А если бы провода были под током? — в свою очередь спросил Игнат.
— Откуда мне знать: под током или не под током? Пускай с небесной канцелярией разбираются, или с электриком хотя бы, или с инженером.
— А ты знаешь, что дядька Игнат уже мог бы и не сидеть сейчас перед тобой и слушать твою дурь?
— Как это?
— А так, что я вышел до свету на улицу и засилился в провода. Так что ты думаешь делать? — Голос Игната звучал с хрипотцой. — Или, может, хочешь, чтобы следователь с тобой поговорил?
— Может, это он и пришел уже, тот следователь, а? Может, и ведет уже следствие? — ухмыльнулся Адась.
— Ты во что, милый, ты мне свои зубы не показывай. Нагляделся я за свой век всяких. Я пришел к тебе, а мог, вопщетки, и не прийти. — Игнат встал.
— Дядька, ну разве ж так можно? Следователь… Следователю хватит работы и без нас.
— Я тоже так думаю. А чтобы все было по-доброму, так поставь новые столбы. Я посчитал: нужны три штуки. Лес у тебя есть, ошкуренный, сухой…
— Ты что, дядька, сдурел? Это ж на хату… Я новую хату ставить собирался. А, Зина, ты слышишь, что он придумал?
— И правда, дядька, — оторвалась от печи Зина. — Этого леса и на хату мало.
— Вопщетки, столбы, я думаю, и сельсовет отпустит, — смягчился Игнат. — Хотя, по-честному, с тебя и столбы следовало бы взыскать. Чтоб знал. Ну, да столбы столбами, а кто ставить будет и когда?
— Вот раскомандовался. Тебе бы, дядька, в войну батальон, да что батальон — целый полк, вот накомандовал бы…
— Ты, вопщетки, поговори, так я тебе дивизию устрою, — пристрашил Игнат.
— И в самом деле. Не председатель, не бригадир дайжа, а пришел и распоряжается, — всерьез озлился Адась.
— Председатель с тобой не базарил бы столько. Телятник ведь тоже, наверное, остался без тока? Семьдесят голов, им в чугунке пойла не наваришь. А пока надо хоть столбы убрать и проволоку смотать, чтобы можно было по улице пройти. Одевайся, так я подсоблю.
— Телятник — ладно. Он от высоковольтной питается, я глядел. А улицу освободить надо…
Тут Адася долго уговаривать не пришлось. Он быстро натянул кирзовые сапоги, надел ватник, подпоясался.
На улице немного прояснилось. Тучи шли теперь выше, открывая в небе промоины, голубовато-сизые пятна. И весь разбой, который учинил ночью Адась, уже не казался таким страшным. В трех местах провода были порваны, словно перерезаны, и мужчины скатали их в большой моток. Столбы скинули с дороги под забор. Долго возились с тем, зависшим на Миколковой липе, спихивали его багром. За этим занятием и застал их председатель.
Председательский газик редко останавливался в их поселке, а случалось такое, то по большей части останавливался возле Игнатова двора. На сей раз из газика вышел не только председатель, но и инженер, затем выскочил электрик Миша Адаменя. Значит, уже знали о случившемся, коли такой бригадой заявились.