Меня, наконец, очень озадачила последняя сентенция моего спутника и печальный тон, которым она была сказана. Я взглянул на него. Теокритов был необыкновенно бледен, его глаза сделались мутны и совсем потеряли умное и ласковое выражение, которое я приметил в них сначала. Как-то бесцельно выпучил он эти бессмысленные, как у сумасшедшего, глаза, сгорбился по-старчески, сжался, угловато расставив руки и упрямо всматриваясь в дорожную даль.
— А вот Москва вылечит вас от этого беса, — сказал я, стараясь говорить как можно ласковее.
— Как вылечит? — спросил он. — Вы, может, по опыту знаете, что она способна прогонять бесов?
— Знаю по опыту. Там вы очень скоро навыкнете или следовать одним вашим собственным внушениям, или внушениям беса, судя по тому, с какими людьми сойдетесь.
— Давай бог! — пожелал Теокритов, оживившись. — Не устали ль вы? Сядем и будем курить.
Мы сели на траву, еще не обсушенную недавно взошедшим солнцем.