Сочинения

Я наперед был уверен в твоем сочувствии, мой дорогой Иван Иваныч. Да и кому же было бы естественнее выразить это сочувствие, если не малому кругу близких, равных мне по общественному положению людей? Знаешь ли, что я думал, когда князь Ю. А. Долгорукий 1 передал мне драгоценный знак высочайшего внимания? Первая моя мысль была о нашем милом Дуракове. Я уверен, что его радость была бы глубже моей; я только теперь оценил его ко мне любовь, бескорыстную преданность, всегдашнюю готовность служить почти рабски... Бедный Дураков! Мне тем более грустно, что настоящее время я почитаю каким-то светлым исключением в моей жизни. Представь: кроме перстня и рескрипта великого князя Константина Николаевича, я имел удовольствие получить полное собрание соч. Пушкина от генерал-майора Комсена из Кременчуга и "Мертвые души" Гоголя, в золотом переплете, от другой почтенной особы 2.

За твой рассказ о Лукичах очень благодарен. Собирай, пожалуйста, типические черты, привози их в Воронеж. Кстати, почему это ты так долго у нас не был? А ведь обещался, бестия! Впрочем, ты держишься теперь от меня на благородном расстоянии, не считаешь даже нужным передать мне то, что знает и рассказывает о тебе какой-нибудь рыжий дьявол. Жаль! Впрочем, вольному воля, я в наперсники не навязываюсь. Но за твою тиранию над Анной Ивановной я непременно сверну тебе шею. Ты скажешь, что это значит? А вот посмотри через несколько строк и увидишь, что значит, да, собственно говоря, тебе-то и смотреть не следует; я не с тобою буду иметь дело...

Книжку стихотворений 3 тебе посылаю, насилу отыскал: было 150, все дотла распроданы. В мае еще получу из Петербурга. Перед Гавриловым меня извини, ей-богу, книг нет, потому и не прислал ему. Да, черт знает, мешают... совсем было забыл... Вчера вечером я имел счастие получить от государыни императрицы Александры Федоровны золотые часы с такою же цепью. Заметь, это письмо пишется два дня. Вот каковы дела! До свиданья. Теперь с твоего позволения я скажу несколько слов Анне Ивановне.

Милостивая государыня, Анна Ивановна.

Глаза мои с особенным удовольствием остановились на Ваших первых собственноручных строках. Но Вы, без сомнения, это предвидели и благоразумно удержали порыв моего восхищения словами вроде следующих: "Позвольте, позвольте, м. г., благодарю Вас не я, - моею рукою водит другая рука: я покоряюсь необходимости из уважения к мужу". Позвольте же и мне, в свою очередь, сказать вот что: покорность - дело прекрасное, но должна иметь свои границы и не ставить нас в неловкое положение - писать благодарности против убеждения. Вы благодарите меня за радушный прием. Честью уверяю, что я принимал Вас радушно, разумеется, как умел: я человек, не получивший паркетного образования. Но, согласитесь, к чему было говорить об этом приеме, ставя его наряду с концертом? Положим, за память о последнем Вас от души благодарят и ждут первого случая, чтобы грянуть по клавишам в Вашем присутствии, но я не люблю фальшивой монеты, смею Вас уверить. Я был бы истинно счастлив, если б Ваша приписка обошлась без оговорок, но так как Вы нашли это нужным, да будет по-Вашему. Ради бога, не подумайте, что я читаю Вам мораль! Слова просто вырвались из души, может быть и неуместно, но мое к Вам уважение глубоко и неизменно. Поверьте, пиша это, я не покоряюсь никакой необходимости.

Честь имею быть Вашим покорнейшим слугою

И. Никитин,

N3. Стихотворения "Новой утраты" нет времени переписать: вчера не приготовил, сию минуту еду к князю Ю. А. Долгорукому.

1856 г., апреля 10,

14. А. А. КРАЕВСКОМУ

Милостивый государь, Андрей Александрович.