Да… но прежде надо предать Солтыка в руки апостола, надо собственноручно принести его в жертву, и тогда она будет всецело принадлежать своему возлюбленному; тогда уже никакая сила не вырвет из ее рук Казимира Ядевского!
Эмма приехала в Комчино поздно ночью. В доме еще никто не спал, но все уже разошлись по своим комнатам. Старуха Малютина, узнав о случившемся в Киеве, посоветовала дочери немедленно написать письмо Ядевскому, чтобы оно, попав в руки ее врагов, окончательно сбило их с толку и хотя бы на время остановило преследование, и скрыло от них ее настоящее место пребывания. Послание это было отправлено в город с нарочным, и Эмма уже собиралась пойти в кабинет графа, как вдруг Каров и Генриетта вошли в ее комнату. Оба были бледны и расстроены, оба переодеты в крестьянское платье. Укротитель в двух словах объяснил Эмме, что вся местная полиция пришла в движение и не замедлит напасть на их след.
– Это для меня не новость, – с невозмутимым спокойствием сказала сектантка. – Бог уже помог мне вовремя предупредить всех наших друзей, и все они в настоящую минуту находятся в безопасности.
Каров с глубоким уважением взглянул на храбрую героиню и подумал: «Какое необыкновенное присутствие духа!»
– Вам лично угрожает опасность, – произнес он, – прежде всего, подумайте о себе. Все мы вместе взятые не стоим и вашего мизинца.
– Теперь нам дорог каждый час, каждая минута, – сказала Эмма, – но я не выйду из этого дома, не исполнив возложенной на меня обязанности, и нынешней же ночью отведу графа Солтыка к апостолу.
– Я в полном вашем распоряжении, – с непритворным чувством подобострастия заметил ей Каров.
– И я также, – добавила Генриетта, – приказывай, и я буду слепо повиноваться тебе.
– Будьте наготове, вы можете мне понадобиться, – приказала сектантка и пошла в кабинет к графу.
Солтык стоял у окна. Тревожный взор его был устремлен на дорогу. Он так глубоко задумался, что не слышал шагов Эммы и вздрогнул, когда она положила руку ему на плечо.
– Это вы?.. Так поздно… Я уже потерял надежду увидеть вас сегодня, – проговорил он дрожащим голосом.
– Я пришла проститься с вами, граф, и, быть может, навсегда, – сказала девушка.
– Проститься? – воскликнул Солтык. – Разве вы забыли, что нас ничто разлучить не может, что я пойду вслед за вами хоть на край света?
– Я еще не открыла вам моей тайны, и потому вы, вероятно, не поверите, что я принуждена сию же минуту уехать не только из вашего дома, но и из России.
– Мне не нужно никаких доказательств, никаких объяснений, – возразил граф, – вы желаете уехать… позвольте же мне сопровождать вас.
– В качестве кого, позвольте узнать?
– В качестве вашего покорного раба.
– Поймите же, что это было бы неприлично.
– Ну, так в качестве вашего мужа.
– Допустим, что я согласилась бы на это, но за какой-нибудь час вы не успеете сделать необходимых распоряжений.
– Они и не нужны, объявите только согласие на наш брак, и мой капеллан немедленно обвенчает нас.
– Извольте… я согласна.
– Вы говорите это серьезно?
– Мне шутить некогда, граф, через четверть часа я буду графиней Солтык и прямо из-под венца уеду отсюда вместе с вами.
– Эмма!.. Возможно ли это?.. Вы согласны сделаться моей женой? – воскликнул граф, бросаясь перед ней на колени.
– Да, да… только не теряйте ни одной минуты и пошлите разбудить вашего капеллана.
Солтык позвонил, сказал несколько слов своему камердинеру и снова вернулся к ногам очаровательницы.
– Как приятно быть любимой, – проговорила она, – особенно, когда сама не увлекаешься слишком сильным чувством.
– Следовательно, вы и теперь не любите меня?
– Нет… но вы нравитесь мне более всех других мужчин, – и она погладила графа по голове.
– Даже более Ядевского?
– Да, – отвечала сектантка и в порыве необъяснимого чувства обвила руками шею своего нареченного жениха, и начала целовать его не так, как влюбленная женщина, а как свирепая тигрица.
– Ты меня не любишь, – лепетал граф, – но и самая твоя ненависть дороже для меня, чем любовь всех женщин в мире!
– Я и сама не знаю… быть может, я и люблю тебя. Быть может, мое желание задушить тебя в объятиях и есть настоящая любовь.
Скажи мне откровенно: ты не боишься такой любви, не страшишься погибнуть в пламенных волнах, готовых поглотить тебя?
– Нет!.. Высоси всю кровь мою до последней капли, если это доставлит тебе удовольствие.
– Когда-нибудь я припомню тебе эти слова.
– Когда тебе угодно! – и граф снова прижал невесту к груди своей и целовал до тех пор, пока камердинер не пришел доложить, что все готово.
– И сани также? – спросила Эмма.
– На дворе идет снег, – отвечал старый слуга, – я приготовил два возка и приказал заложить каждый шестеркой лошадей.
– Ты отлично распорядился.
Эмма вышла под руку с графом в залу, где их ожидали Каров и Генриетта. Счастливый жених отправился к своей будущей теще, а невеста воспользовалась его отсутствием, чтобы отдать Генриетте некоторые приказания. Через минуту Генриетта скакала верхом в замок Окоцин к апостолу.