Сочинения

Э. Зуттнеру и, вслед за ним, о. О'Лири удалось показать, что француз¬ские брошюры знаменуют новый и более зрелый этап в развитии богослов¬ских идей Хомякова — по сравнению с 1840–ми гг., когда были написаны ЦО и некоторые части «Семирамиды». В 1850–е годы Хомяков отказывается от своего крайнего взгляда на значение земной жизни Христа как чего‑то акцидентального, не стоящего в необходимой связи с Искуплением (см. в книге Э. Зуттнера сравнение ЦО со второй частью — богословской, а не чисто полемической — Бр. Ill: Suttner, 183–195). В 1840–е годы Хомяков мог написать: «Рождение в Иудее или Вифлееме, тридцатилетний срок жизни, смерть на кресте и т. д. являются бесспорно как случайность, но они не имеют никакого влияния ни на развитие учения, ни на жизнь Иисуса. Учение Его сомкнуто само в себе и не носит никакой печати, наложенной извне, Его жизнь есть только необходимая земная оболочка Его учения, без блеска и славы, без великолепной борьбы или великолепного торжества. Самая смерть Его на кресте, вдали от учеников, бежавших от страха, и между двух разбойников, представляет какой‑то характер равнодушия исторического к добру и злу, она имеет высокое значение для судьбы народа–палача и не имеет никакого возвратного влияния на внутреннее значение христианства. Все это просто и как будто ежедневно» (ЯСС, VI, 410).

Однако то, что в «Семирамиде» названо «случайностью» («смерть на кресте»), в письме к Паль меру объявляется орудием самого спасения (ср. об этом: O'Leary, 67; ср. там же, 64–70). В связи с ранней христологической позицией Хомякова упомянем полемику, начавшуюся после отмены духов¬ной цензуры выходом кн.: Антоний (Храповицкий), архиеп. Догмат искупления. Сергиев Посад, 1917 (противоположную точку зрения см.: Сера¬фим (Соболев), архиеп. Искажение православной истины в русской бого¬словской мысли. София, 1943; глава против митр. Антония перепечатана в кн.: С в я т и т е л ь Серафим Соболев. Жизнеописание и сочинения. <М.: St. Herman of Alaska Brotherhood Press, 1992. C. 35–140). Восходящее к Хомякову заблуждение митр. Антония до сих пор разделяется частью иерархии Русской Зарубежной Церкви. Оно обличалось такими подвижни¬ками, как святитель Феофан Полтавский (ум. 1943) и приснопамятный иером. Серафим (Роуз; ум. 1982), но их писания об этом только сейчас готовятся к печати.

Французский язык Хомякова неизменно вызывал восхищение: «…французский читатель испытывает впечатление, исполненное очарова¬ния. Прежде всего, это восхитительная неожиданность: спрашиваешь себя, откуда иностранец, который едва лишь проездом повидал Францию, мог столь совершенно овладеть ее языком? Ибо французский язык Хомякова не просто правилен и даже изящен, в нем не только различаются наитончайшие оттенки смысла слов, но более того, предложения — всегда остающиеся легкими, несмотря на свою длину — развиваются с гармонией и плодови¬тостью, напоминающей лучших прозаиков великого столетия. И однако, сколь бы ни был французским язык Хомякова, чувствуется, что ни в какую эпоху так не писали по–французски во Франции. В XVII в. не было этого лексикона, а в XIX уже не было этого синтаксиса. <… > <Хомяков. —В. Л. > много читал наших лучших авторов, и именно им он обязан архаиче¬ским совершенством своего языка» (Morel G. La thdologie de Khomiakov // Revue catholique des Eglises 1 (1904). P. 58; Ср. также: Gratieux 2, 131; Baron, 82–83).

Это обстоятельство ко многому обязывает русского переводчика. Составители настоящего издания не сочли возможным отказаться от старых переводов Н. П. Гилярова–Платонова, которые сами по себе стали частью русской культуры и, кроме того, редактировались Ю. Ф. Самари¬ным и Д. А. Хомяковым. Тем не менее, составители не смогли ограни¬читься простой перепечаткой с исправлением редких опечаток или слу¬чайных ошибок, поскольку в переводе прослеживается тенденция и к сознательному изменению авторского текста.