О Грибус! В пасквиле презлом, хотя не тонком,Ты в дети произвел меня дурным стихом;Ну что ж? В кругу людей останусь я ребенком,А ты в кругу людей останешься скотом.Другие стихотворения Вяземского, Дмитриева, Писарева, относящиеся к этой «эпиграмматической войне», см. в кн.: Русская эпиграмма второй половины XVIII – начала ХХ в. Л., 1975, с. 281–282, 356–357, 365–368; см. также эпиграмму «Важное приобретение…» на с. 380 наст. изд.
(1) Фаусту вложил // Он первый умысел развратный…
– Предание о докторе Фаусте как изобретателе книгопечатания основано на отождествлении его с печатником XV в. Иоганном Фустом.
Отрывок из Гете*
Полярная звезда на 1825 год. Вопреки названию («Отрывок»), стихотворение представляет собою вполне законченное произведение, по-своему интерпретирующее тему «Пролога в театре» из трагедии Гете «Фауст»: «Грибоедов, с одной стороны, отбрасывает последние четыре реплики Пролога, отходящие от сатирической темы; с другой стороны, он широко развертывает сатирическое обозрение Директора, превращая его в сатиру на современное общество, каким оно является в театральных креслах, переосмысленную в духе обличительных монологов Чацкого… Грибоедов удлинил отрывок (монолог Директора. – С. Ф.
) на одну треть (вместо восемнадцати стихов – двадцать четыре). Ряд мотивов сатирического характера он вставил от себя… Другие места… он развил и видоизменил по-своему, везде придавая желчный характер сатире, у Гете – довольно безобидной. Так, он превратил наивного читателя рецензий в придирчивого рецензента (Гете: «И, что всего хуже, многие приходят после чтения газет…»), кокетливым зрительницам приписал коварные умыслы (Гете: «Дамы показывают себя и свои наряды и без жалованья участвуют в представлении…»), мирных картежников сделал опасными шулерами (Гете: «Этот после спектакля надеется на картежную игру…»). Так Гете становится похож на Грибоедова, политического оппозиционера и общественника, пишущего сатиру на светское общество» (Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. Л., 1981, с. 119–120). Заканчивая свой «отрывок» защитой высоких принципов поэзии (у Гете Поэт в конце концов соглашается с Директором и Весельчаком), Грибоедов переосмыляет весь «Пролог в театре». Одновременно с Грибоедовым к теме «Пролога в театре» обратился Пушкин в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом», напечатанном в 1825 году в качестве предисловия к первой главе «Евгения Онегина» (см.: Фесенко Ю.П. Пушкин и Грибоедов, – В кн.: Временник Пушкинской комиссии, 1980. Л., 1983, с. 103–106), и А. А. Шишков (Одесский альманах на 1831 год, с. 310–319). «Отрывок из Гете» вызвал несколько сочувственных откликов в журналах того времени. Он перекликается с наброском предисловия к «Горю от ума» (см. с. 371 наст. изд.).
Телешовой*
Сын отечества, 1825, ч. XCIX, № 1. Об обстоятельствах написания этого стихотворения см. в письме к Бегичеву от 4 января 1825 года, с. 506 наст. изд. Балерина Е. А. Телешова исполняла роль волшебницы, очаровывающей героя, в балете «Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника» (либретто А. Н. Глушковского, музыка Фр. Шольца), поставленном на петербургской сцене 8 декабря 1824 года. В описании танца Грибоедов перефразирует строфу ХХ первой главы «Евгения Онегина», посвященную Е. И. Истоминой, – строфа эта (без ведома автора) была опубликована в журнале «Литературные листки», 1824, № 4, с. 148–149.
(1) Эдем
– к этому слову при первой публикации стихотворения дано следующее примечание редактора: «Эдем Зороастров, жилище Пери, воображаемых восточными народами существ, которых парси и даже мусульманы представляют себе в цветах радуги и бальзамических испарениях роз и ясминов».(2) Эльфы
– духи в германской мифологии.
Хищники на Чегеме*