И вот горит мутным светом в темной ночи кинжал, змеится по воде серебряный блеск. Христо чуть его из рук не выпустил.
– Айя, метера! – говорят дангалаки. – На сейчас тебе деньги, – и стали разматывать пояса.
«Святое мое дело! – думает Христо. – Некого мне бояться, некого мне бояться», – и пошел к красному маяку.
Фира сидит на фелюге, торгует камсой, глупая баба.
– Не дорожись, – говорит Христо, – дорвалась дура до рыбы.
Хорош ветерок, дует прямо в море. И вот уже вечер ползет на землю.
Можно ли греку – а, диаволос! – терпеть бабьи штуки?
«Слетаю еще, еще слетаю, – думает Христо. – Весь Трапезунд, всю Турцию привезу домой; со всех мечетей ковры сорву; набью денег полный дом и все куплю! Весь Крым, с Балаклавой и с Севастополем!»
– Скорей ты, баба, давай остатки даром!
И вот белая борода на пристани. Стоит старик и красными глазками хлопает. Стоит старый дьявол, что-то шепчет здоровому хохлу на ухо. Что-то вертит в костлявых пальцах. И показалось Христо, что щурится еврей на камсу, на фелюгу одним глазом.
«Не даст он мне жизни! – думает Христо. – Стал мне старый черт на дороге».
Что, грек не знает, как тарарам сделать?
– Что?! – орет Христо, – что ты говоришь?
А еврей не смотрит – шепчет хохлу в ухо.
– Что тебе, собачья душа, надо? – и зашагал Христо по доске на берег.
«Пхну в воду старого черта, – думает Христо, – за него ответа не будет. Его ветром валит». И тискается Христо к еврею.
А старик держит в руке перстень, тычет на него хохлу пальцем. Горит как кровь на перстне красный камень.
– Ты что? – наступает на старика Христо: узнал Христо турецкий перстень.
– Колечко человек торгует, – шепчет еврей, пятится.
Толкнул его Христо, как бумажный опрокинулся старик, а кольцо упало в море. Бросились люди подымать старика.
– Что ты, сдурел? – кричат греку.
А Христо на фелюгу, тискается меж людей.
– Зачем не зарыл могилы? Бросил там руку! На мертвой руке это кольцо блестело!
– А, проклятое племя! Семя Иудино! – бормочет Христо.
– Да, – говорит сосед, – этот глянет – молоко киснет.
Рассердился Христо, выкинул камсу в море.
– Фира! Иди домой! – кричит. – Нечего тут бабам делать! Живо!
Фиру в спину толкнул. Завизжал Филос: ногой его в зад стал колотить Христо. Обрезал канат, обрезал якорь, и в море.
Один Христо в море, не взял и собаки, думает: зачем старик бросил в море перстень? Кто его там подымет!
– Э! Когда высохнет море, пускай берут свой перстень каменные турки! Ничего не сделал ни кинжал, ни перстень – один Христо да лопата. Трелля! Святое мое дело.
Набрал Христо двенадцать бочек платков, ковров и целый бочонок масла розового.
«Отдам масло в собор, – думает Христо, – и буду святой человек».
Вот уж третья ночь. Низкое небо стояло и стал ветер. Повисли паруса. Одно море кругом, и один Христо среди моря. И вот пошла зыбь с востока – видно, там работает ветер. Слепые зыбины ходят. Чуть по гребешкам всплескивают. И показалось греку, что ищет слепая зыбь фелюгу, щупает гребешками. Тронет фелюгу, обшарит, как слепой, и покатит дальше. Сидит Христо, руль держит, сжался, съежился, а фелюга болтает обвисшими парусами и нет ходу.
Огляделся Христо и никого не видать, только черно стало с востока. Идет ветер – левант. Двинул ветер в паруса, и понеслась фелюга, как с испугу. Оскалилась зыбь, пошла белыми гребнями. Бьет в фелюгу, бросается в паруса.
«Нашла меня, нашла? – думает Христо. – Выноси, фелюга!»
А еще полморя впереди.
Темно стало, и рванул шторм от леванта. Сидит Христо, вцепился в руль и уж не уворачивается от зыби – неси, неси, фелюга! Увидать бы наутро свой берег. Воет ветер в снастях. Остановится черная зыбь над Христо, постоит и разорвется белым гребнем, рухнет на палубу. Мокрый Христо сидит и уж не оглядывается на зыбь. Вдруг слышит сквозь вой, сквозь рев – шум идет от леванта: будто небо оборвалось и метет подолом по морю.
Повернулся грек, глянул тайком из-под козырька, и показалось, будто облако несется на него, сбоку, с леванта. Не мог глаз оторвать, держался за руль и не знал, куда свернуть. Ближе серое облако. Паруса! Обмер Христо – узнал паруса.
– Элчан-Кайя!
Элчан-Кайя идет на каменных парусах, уходят мачты в черное небо и белой пеной режет надвое море.
Вьется фелюга меж зыбей, но уж полнеба закрыл Элчан-Кайя, прямо на Христо идет.
Крикнуть не мог Христо и шепчет без звука:
– Аман! Аман!
И прошел каменный корабль по фелюге, а сам растаял в шторме, в черном небе.
История корабля
Я жил у моря. В порту. Мне было десять лет. Это было летом. Пришел мой дядька и из прихожей, не снимая шапки, закричал мне:
– Если хочешь военный корабль смотреть, сейчас же бери шапку и марш со мной.
Я схватил шапку и побежал.