Сочинения

18. Подхватив последние слова и упреждая Харона, который хотел что-то ответить Гиппосфениду, Феокрит воскликнул: «Да мне ничто до сих пор не внушало такой решимости в нашем деле, как это сновидение, хотя я и совершал прекрасные жертвоприношения ради дела изгнанников. Ведь яркий свет, обнявший весь город, возник в дружественном доме, а обиталище врагов было омрачено дымом, никогда не приносящим ничего лучшего, чем слезы и смятение. Невнятные голоса, раздававшиеся с нашей стороны, означают глухой ропот подозрений и осуждения, который не воспрепятствует нашему замыслу осуществиться с успехом. А то, что жертвенные предзнаменования были неблагоприятны, вполне естественно — ведь и начальствование и жертва принадлежит не народу, а тем, в чьих руках власть». Не успел Феокрит договорить, как я обратился к Гиппосфениду: «Кого ты послал к изгнанникам? Если он еще недалеко, то можно его догнать». Но Гиппосфенид ответил: «Сказать по правде, дорогой Кафисий, я не знаю, удастся ли тебе догнать человека, у которого самый быстрый конь во всем городе; вы его знаете, это начальник конюшни Мелона, и через Мелона он с самого начала осведомлен о нашем замысле». Взглянув на него, я спросил: «Не Хлидон ли это, победитель на прошлогодних скаковых состязаниях на празднике Геракла?» — «Он самый», — подтвердил Гиппосфенид. «А кто это, — спросил я, — уже столько времени стоит там у входа и смотрит на нас?» Гиппосфенид обернулся: «Клянусь Гераклом, это Хлидон! Боги, уж не случилась ли какая беда?» А тот, заметив, что мы обратили на него внимание, нерешительно приближался. Когда Гиппосфенид кивнул ему и предложил говорить не стесняясь, так как все присутствующие — люди, посвященные в дело, Хлидон сказал: «Я и сам хорошо знаю этот дом и, не застав тебя ни дома, ни на рынке, решил направиться сюда, чтобы немедленно рассказать без утайки обо всем происшедшем. Исполняя твое распоряжение со всей поспешностью отправиться навстречу возвращающимся, я пошел домой, чтобы оседлать коня. Но тут у меня не оказалось под рукой конской узды. Жена долго возилась в кладовой, делая вид, что ищет ее среди вороха вещей; и наконец, достаточно испытав мое терпение, призналась, что накануне одолжила узду одному соседу по просьбе его жены. Когда же я в негодовании стал упрекать ее, она прибегла к отвратительному злоречию, призывая невзгоды и на мое отправление, и на возвращение, — да обратят это Зевс и боги против нее самой. Наконец в гневе я не удержался и от побоев, сбежались соседи и соседки, все это безобразие с обеих сторон совершенно подавило меня, и я едва собрался с духом прийти к вам, чтобы просить отправить с этим поручением кого-нибудь другого — мне так дурно, что я выполнить его не в состоянии». (19.) В нашем настроении произошел внезапный перелом. Вот только совсем недавно мы сокрушались по поводу препятствий, возникавших для нашего дела, а теперь, наоборот, острота положения и недостаток времени, исключавший всякую отсрочку, повергали нас в тревогу и страх. Однако я пожал руку Гиппосфениду и постарался внушить ему бодрость, говоря, что и сами боги призывают нас действовать.

После этого Филлид удалился, чтобы позаботиться о приеме и сразу же вовлечь Архия в попойку, а Харон — чтобы подготовить все необходимое для встречи возвращающихся изгнанников. Мы же с Феокритом вновь присоединились к Симмию, чтобы использовать возможность еще поговорить с Эпаминондом.