Ужъ не думалъ ли ты, по свойственной тебе проницательности, что Спаситель нашъ имелъ преимущественною целію преподать политическое искусство? Но въ такомъ случае, по какому снисхожденію не обвиняешь ты Его за то, что Онъ ничего не постановилъ на–счетъ войска, лагерей, вождей, ни того, какъ должно вступать въ сраженія съ непріятелями, какъ заключать съ ними мирные договоры, ни того, по какимъ ценамъ должно продавать хлебъ и прочее? Почему не негодуешь ты, что ничего не определилъ Онъ касательно числа и обязанностей купцовъ, судей, законоведцевъ? Безумный слепецъ! Ты погрузился въ такой глубокій сонъ (хотя все ночи проводилъ безъ сна, придумывая нелепыя выходки противъ божественнаго ученія), что не могъ дойти до сознанія простой истины, что Спаситель нашъ и Богъ не имелъ преимущественною целію определять политическія отношенія и ихъ порядокъ: ибо Онъ зналъ, что сами люди чрезъ свою опытность дойдутъ до сего, — что каждодневная нужда и необходимость наставитъ ихъ, а прошедшія ошибки предохранятъ отъ другихъ подобныхъ въ будущемъ. Преимущественнымъ попеченіемъ Спасителя было спасеніе душъ, и установленіе любомудрой и высокой жизни, которою пріобретается свобода отъ страстей, обращеніе къ верховному благу, и соединеніе съ нимъ; а не то, чтобы обезпеченіе политическаго бытія или выгодъ вещественныхъ. И Его духовныя заповеди могутъ быть непріятны и невыносимы только для техъ, которые любятъ плоть, а потому, конечно, и для тебя… — Впрочемъ хотя бы Христосъ только и заповедывалъ — продавать именіе и давать нищимъ; хотя бы Онъ сопровождалъ эту заповедь безчисленными угрозами, хотя бы присоединилъ къ своимъ словамъ громы, и молніи, и землетрясенія; и тогда не принялись бы все люди за продажу своей собственности въ пользу бедныхъ, такъ–чтобы не осталось ни одного сребролюбца, ни одного человека, пристрастнаго къ богатству: ибо найдутся, найдутся во все времена и те и другіе. Добродетель никогда не бываетъ уделомъ всехъ и каждаго. Хорошо было бы, если бы къ этому разряду принадлежала бóльшая часть людей: но и сего нельзя сказать ни объ одной добродетели. Однако же Промыслитель рода человеческаго не долженъ отменять законы и лишать насъ спасительнаго ученія – потому только, что не все повинуются ему. Въ самыхъ непокорныхъ душахъ заповедь производитъ некоторое отвращеніе отъ зла и уваженіе къ добру. Посему–то и надобно увещавать всехъ къ добродетели.
Отъ дальновидности богоотступника укрылось и еще одно немаловажное обстоятельство. Именно: ужели все могутъ продавать свои имущества? Ужели все богаты? Ужели нетъ ни одного убогаго, которому не чего продать? Мы видимъ, что бóльшая часть людей принадлежитъ къ числу бедныхъ; а богатыхъ всегда бываетъ гораздо меньше. Какимъ же образомъ у тебя все люди сделались богачами? И все они тотчасъ послушались заповеди и стали продавать свое достояніе!… Такія мечты, безъ–сомненія, ты почерпнулъ изъ республики Платона, которая еще доселе нигде не была осуществлена, да и никогда не осуществится.
«Какой домъ можетъ быть дорогимъ!» Но скажи мне, что дороже равенства для людей, получившихъ равночестную природу? Для техъ, которымъ случилось жить въ одномъ и томъ–же городе, что можетъ быть вожделеннее общности стяжаній, одинаковости состоянія? Но ты дорожишь только корыстолюбіемъ, притесненіями, коварствомъ, злоухищреніями корчемниковъ и менялъ. Ты вовсе не знаешь, что по–истинне драгоценно, и что не драгоценно въ очахъ Божіихъ. Знай же, что только люди мелкіе, а не те, кои сохранили въ себе чистую любовь къ философіи, гоняются за деньгами и, хотя бы стяжаніе ихъ сопряжено было со всеми возможными низостями, считаютъ его честнымъ и блаженнымъ. Въ очахъ же Божіихъ дорогѝ только люди добродетельные, которымъ даруеть Онъ и славу и все блага, если сіи блага не надмеваютъ ихъ. Посему–то и Господу нашему Іисусу Христу, истинному Богу нашему, истощившему себя для спасенія рода человеческаго и пріискренне пріобщившемуся нашей плоти и крови, надлежало смотреть не на то, что пріятно и вожделенно людямъ, занятымъ земными помыслами, и не щадить расплодившагося зла, но поставлять законъ, которымъ отсекаются съ корнемъ все страсти, и насаждается совершенство добродетели и истиннаго созерцанія. А такова–то и есть разсматриваемая нами заповедь.