Сочинения

На другой день утром Максиму доложили о приходе Фино, которого он позвал накануне. Он просил его устроить случайный завтрак в Английском кафе, где Фино, Кутюр и Люсто могли бы поболтать с ним. Фино по отношению к графу де Трайль был тоже, что прапорщик по отношению к маршалу Франции, и не мог ему ни в чем отказать, к тому же было бы слишком опасно раздражать такого льва. Когда Максим пришел завтракать, он застал Фино и двух его товарищей уже за столом. Разговор шел об Аврелии Шонц. Кутюр, ловко подстрекаемый Фино и Люсто, бессознательно сделавшись помощником Фино, рассказал де Трайлю все, что тому нужно было знать об Аврелии.

В час дня Максим с зубочисткой в зубах разговаривал с Тилье на подъезде Тортони, где спекулянты устроили своего рода маленькую биржу, преддверие большой. Казалось; Максим был занят делами, но он поджидал молодого графа де Ла Пальферин, который в известный час должен был пройти здесь. Итальянский бульвар теперь тоже, чем в 1650 году был Новый мост; все известные люди проходят по нему непременно, хотя бы раз в день. И в самом деле, через десять минут Максим, оставив руку Тилье и кивнув головой молодому князю богемы, сказал ему с улыбкой:

– Ко мне, граф, вы мне нужны на два слова!

Оба соперника, один светило заходящее, другой – восходящее, уселись на стульях перед парижской кофейной. Максим поместился на известном расстоянии от нескольких старичков, которые сидят здесь обыкновенно уже с часа дня, чтобы облегчить свои ревматические недуги. У него были уважительные причины избегать стариков (см. «Деловой человек», сцена из парижской жизни).

– У вас есть долги? – спросил Максим молодого графа.

– Если бы у меня их не было, мог ли бы я быть вашим достойным заместителем? – отвечал Пальферин.

– Если я предложил вам этот вопрос, то не потому, чтобы сомневался в вашем ответе, я хочу только знать, как велика сумма, пять или шесть?

– Шесть, чего?

– Шесть цифр! Должны ли вы пятьдесят или сто тысяч?.. Я должен был до шестисот тысяч.

Ла Пальферин почтительно и насмешливо снял перед ним шляпу.

– Если бы у меня был кредит в сто тысяч франков, – ответил молодой человек, – я забыл бы кредиторов и провел бы остаток моей жизни в Венеции, в стране живописи, вечера проводил бы в театре, а ночи с хорошенькими женщинами и…

. – А что сталось бы с вами в мои годы? – спросил Максим.

– О, я не пошел бы так далеко, – отвечал юноша.

Максим, в свою очередь, отдал ему долг вежливости, шутливо приподняв шляпу.

– Это другой взгляд на жизнь, – сказал он тоном знатока знатоку. – Вы должны?

– О, о таком пустяке не стоило бы говорить и дядюшке; если бы он у меня был, то наверно лишил бы меня наследства за то, что я должен так мало, шесть тысяч!..

– Долг в шесть тысяч тяготит гораздо больше, чем в сто тысяч, – наставительным тоном сказал Максим. – Ла Пальферин! у вас много смелости и ума, и даже больше ума, чем смелости: вы можете далеко пойти и сделаться политическим человеком. Знаете… Из всех, кто идет по пути, с которого схожу я, из всех моих соперников только вы один нравитесь мне.

Ла Пальферин покраснел, он был польщен этим признанием, так добродушно сказанным главой парижских авантюристов. В этом непроизвольном движении его самолюбия выразилось как бы сознание его слабости, и он обиделся. Но Максим понял это чувство обиды, которое так легко было предугадать у такого умного человека, и поправил дело, отдав себя в полное распоряжение молодого человека.

– Хотите вы оказать мне услугу для того, чтобы освободить меня из Олимпийского цирка посредством хорошего брака? И я тоже много сделаю для вас, – сказал Максим.

– Я бы гордился этим – отвечал Ла Пальферин, это значило бы воспроизвести басню «Лев и Мышь».

– Для начала я предложу вам двадцать тысяч франков, – продолжал Максим.

– Двадцать тысяч франков?… Я всегда предчувствовал, что, гуляя по бульвару… – сказал как бы между прочим Ла Пальферин.

– Друг мой, вы должны поставить себя на известную ногу, – сказал, улыбаясь, Максим, – не оставайтесь только на двух ногах, а имейте их шесть, или берите пример с меня: я никогда не схожу с моего тильбюри…

– Но, может быть, вы потребуете от меня чего-нибудь, что превышает мои силы?

– О, нет, надо только, чтобы вы заставили одну женщину полюбить вас в две недели.

– Она непорядочная женщина?

– Почему?

– Тогда это было бы невозможно; но если дело идет о женщине вполне порядочной и очень умной…

– Это очень известная маркиза!

– Вам надо ее письма? – спросил молодой граф.

– Ах! Ты ранишь меня в сердце! – воскликнул Максим. – Нет, дело не в этом.

– Значит, надо полюбить ее?

– Да, в полном смысле этого слова…

– Но если я должен пожертвовать своим эстетическим вкусом, тогда это не мыслимо. Видите ли, по отношению к женщинам, у меня есть известная честность; мы можем бить их, но не…

– Ах, значит, меня не обманули, – перебил его Максим. – Неужели ты думаешь, что я в состоянии предложить тебе сделать мелкую низость? Нет, надо пойти, надо ослепить, надо победить… Мой друг, сегодня вечером я даю тебе двадцать тысяч франков и десять дней для победы. Вечером увидимся у Шонц!