Сочинения

К вопросу о том, какая нища дозволена, прибавим и то, что божественный закон не разрешает употребления всего всеми, но учитывая возможности человеческой природы, дозволяет употребление большей части, чтобы не употребляли все по необходимости всё — это, очевидно, было бы неумеренностью, — но пользовались, во-первых, тем, что позволяет нам [поддержать] телесные силы, <178a> во-вторых, тем, что под рукой во множестве, и в-третьих, тем, что упражняет нашу волю, ибо в священное время мы должны предельно усилиться, устремиться к тому, что превыше наших телесных сил, ревностно желая следовать божественным установлениям. Ибо самой душе для спасения куда полезней уделять внимание своей безопасности, нежели безопасности тела, ибо при таком положении дел <178b> и само тело неявно получает большую и удивительнейшую прибыль. Ибо когда душа предает богам всю себя и все, что ее — вверяет лучшим силам, когда она участвует в священных обрядах, которые в свою очередь введены божественными законами, тогда — а ведь никто и ничто ее от этого не удерживает и не мешает этому, поскольку все вещи полны богов, и все они суть в богах, и приходят в существование окрест них — тогда тотчас осиявает душу божественный свет, и будучи обо́жена, душа и сама прилагает некую силу к свойственному ей духу[391], <178c> так что дух закаляется и укрепляется душой, и сам есть причина спасения всего тела. Ибо, я полагаю, ни один из сынов Асклепия не стал бы отрицать, что все больные (или, во всяком случае, многие, и особенно тяжелобольные) больны в силу случившегося с ними бегства и замешательства духа. Некоторые говорят так обо всех больных, а не только о многих или тяжелых. Свидетельствуют об этом и оракулы богов, имею в виду, <178d> что священнодействия приносят великое спасение и защиту не только душе, но и удостоившемуся их телу. В самом деле, боги, когда к ним взывают святейшие из теургов, отвечают, что будет спасена и "смертная оболочка горькой материи"[392].

Что нам осталось сказать? Ведь мне довелось сложить этот гимн единым духом[393] в непродолжительность ночи, ничего не читая об этом прежде и не рассматривая раньше этих предметов; я даже не собирался <179a> говорить об этом прежде, чем потребовал этих писчих табличек. Пусть сама богиня засвидетельствует истинность моих слов! Однако, как я уже говорил, разве не осталось мне воспевать богиню вместе с Афиной и Дионисом? Ведь закон повелевает справлять праздники этих богов в одно время с ее священнодействиями, и я вижу родственность Афины и Матери Богов благодаря подобию их промыслительной силы, <179b> заключенной в сущности каждой. Я различаю и отдельную демиургию Диониса, воспринявшего из единого и единовидного начала жизни величие Зевса, ибо и происходит Дионис из Зевса, и разделяет среди видимых существ [богатство Отца], управляя и царствуя в демиургии всего делимого. Вместе с этими богами прилично гимнословить и Гермеса Эпафродита[394]. Ибо именно так называется мистами <179c> бог, который, как они говорят, возжигает светоч мудрости Аттиса. Кто же обладает душой столь тупой и грубой, чтобы не понять, что через Гермеса и Афродиту выкликаются [ανακαλείται] порожденные вещи — все и повсюду, ибо эти боги повсюду и во всех отношениях имеют цель, наиболее свойственную Логосу? Но разве есть этот Логос Аттис, который недавно был безумен, а теперь же, благодаря оскоплению, прослыл мудрым? Да, он был безумен, потому что влекся к материи и опекал становление, ибо преобразил и привел в красоту [έκόσμησε] это дерьмо [σκύβαλον], и в такую красоту, какой не может не только выдумать, <179d> но и воспроизвести ни человеческое искусство, ни разумение. Но что будет пределом этим моим словам? Очевидно, этот вот гимн Великой богине.

О, Мать Богов и людей, восседающая вместе с Зевсом и царствующая вместе с ним, источник умных богов, последующая незапятнанной сущности умопостигаемых богов, принимающая от всех них общую причину [вещей] и наделяющая ею умных богов! О богиня! О Жизнеродица! <180a> О Мудрость! О Промысл! О создательница душ наших! О великого Диониса возлюбившая [άγαπώςα] и Аттиса спасшая! О погрузившегося в пещеру нимф возвратившая! О все блага умным богам подающая! О всем чувственный космос наполняющая! О всем и всеми благами нас наделяющая! Дай же всем людям счастье, <180b> в том числе и то высочайшее счастье, которое состоит в познании богов, дай всему римскому народу очистить себя от пятна безбожия, даруй ему благой жребий, управляй вместе с ним империей многие тысячи лет! Мне же как плод моего поклонения даруй истину божественных догматов, совершенство в теургии и во всех деяниях моих политических или военных, даруй мне добродетель <180c> и благую судьбу, сделай гак, чтобы конец моей жизни был безболезнен и славен в благой надежде, что к вам я иду, боги!

Фрагмент письма к жрецу