Сочинения

18.1. Они расположили себя к смерти таким образом, что терпят жизнь как некую необходимую тяжелую повинность, осуществляемую ради природы, и стремятся освободить свои души от тел[334]. 2. Часто, имея вид людей благополучных, не страдающих никакой болезнью, которая толкала бы их на это, они кончают жизнь самоубийством, сообщая об этом намерении другим людям. И никто не препятствует им в этом, но все считают их счастливыми и поручают передать то или иное своим умершим. Вот сколь твердо веруют и они[335], и большинство в то, что души [после смерти] обитают друг с другом. 3. Выслушав наставления, они предают тело огню, чтобы сделать душу наичистейшей и наилучшим образом отделить ее от тела; они умирают гимнословя. Ибо любящие их люди провожают их на смерть с сердцем более легким, нежели у других народов провожают в дальнее путешествие. Они оплакивают себя, оставшихся жить, говоря, что блаженны бессмертием ныне отшедшие. 4. [Несмотря на распространение таких вот обычаев,] ни у индусов, ни в среде какого-либо другого народа вперед не выходил ни один невежественный софист, подобный тем смертным, что встречаются сейчас среди эллинов, говоря: "Если все последуют вашему примеру, что будет с нами?"[336] Однако никакого замешательства в человечестве из-за них не произошло, ибо подражать им стали не все, те же, что им подражали, стали причинами скорее хороших законов, нежели смуты. 5. К тому же закон ни к чему не принуждал их, но, разрешая другим людям есть мясо, предоставил им в этом устанавливать себе закон самим, оказал им уважение, как ставшим выше закона. Закон отдал в руки правосудия скорее не их, но других, как виновных в совершении несправедливости. 6. Тем же, кто говорит: "Что будет, если все станут подражать им?", следует ответить словами Пифагора: "Жизнь станет невыносима, если все будут царями, и, однако же, это не повод, чтобы избегать царства; если все будут добродетельны, никто не изложит конституции, не сохранив достоинства добродетели, и, конечно же, никто не будет настолько безумен, чтобы счесть, что стремиться к добродетели следует не всем". 7. Есть многое такое, что закон допускает для плебея, но не для хорошего гражданина и тем более не для философа. Закон не дает доступа всем гражданам ко всем ремеслам; хотя ни для одного сословия нет ни одного запрета на занятие каким-либо ремеслом, однако закон не допускает к власти тех, кто занят физическим трудом, он запрещает им занимать должности, требующие справедливости или какой-либо иной добродетели. 8. Так, простонародью не запрещается ходить к гетерам, однако же с последних взимается налог; закон рассматривает общение с ними как постыдное и позорное для мужей умеренных; закон не запрещает также проводить время в кабаке, но это все равно постыдно для умеренного мужа. Очевидно, точно так же дело обстоит и с диетой: разрешенное народу не может быть разрешено лучшим. 9. Философ сам предпишет себе наиболее святые законы из сформулированных богами и следовавшими им мужами. Но дело обстоит так, что священные законы предписывают святым (ἱεροῖς) ритуальную чистоту и запрещают вкушать одушевленных, причем некоторых животных запрещено вкушать и народу — из благочестия или по причине вредности этой пищи; так что следует либо подражать священникам, либо довериться всем законодателям. 10. В обоих случаях человек, всецело соблюдший закон и совершенно благочестивый, должен будет воздерживаться от употребления в пищу всех животных. Ибо если некоторые люди не едят отдельных животных из благочестия, то всецелое благочестие будет состоять в воздержании от всех животных.

19. 1. Едва не упустил свидетельство Еврипида[337], говорившего, что пророки Зевса на Крите практикуют воздержание, в следующих стихах: 2. (Хор обращается к Миносу): "Сын финикиянки Европы и великого Зана[338] — о царь Крита с его ста городами, вот я здесь. Я покинул весьма священные алтари, которым местный кипарис, срубленный халибским[339] (железным) топором, дает балки для крыши и, будучи скрепленным прекрасным бычьим клеем[340], позволяет создавать прекрасные конструкции. Я веду чистую жизнь с того дня, когда стал мистом[341] Зевса Иды, после того как выполнил обряд грома Загрея и обряд омофагии, когда вместе с куретами, размахивая факелом в честь Матери гор, я был посвящен и получил имя "Вакха". Одетый в белые одежды, я избегаю рождения смертных и гробов, находящихся по соседству. И я не ем животной пищи".