Сочинения

Шут был вор: он воровал минуты,
Грустные минуты тут и там,
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами

Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован —

Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: "Да разве это клоун?!
Если клоун — должен быть смешной!"

Вот и мы… Пока мы вслух ворчали:

«Вышел на арену, так смеши!» —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненьи — век двадцатый,

Цирк у нас, конечно, мировой,
Клоун, правда, слишком мрачноватый,
Не веселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,

Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,

Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал —
Горе наше брал он на себя.

Только балагуря, тараторя,

Все грустнее становился мим,
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы…

Шут сгибался в световом кольце,
Делались все горше пантомимы,
И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды

Он горстями выгребал из нас,
Будто многим обезболил роды…
А себе — защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,

Весело по нашим временам:
"Ах, как нас прекрасно обокрали —
Взяли то, что так мешало нам!"

Время! И, разбив себе колени,

Уходил он, думая свое.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами ее.

Злое наше вынес добрый гений

За кулисы — вот нам и смешно.
Вдруг — весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.

Барабана дробь — и тишина…
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего — и сломана спина.

Зрители и люди между ними

Думали: «Вот пьяница упал».
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался — и переиграл.

Он застыл — не где-то, не за морем —

Возле нас, как бы прилег, устав.
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперед неукротимо,

Но успев склониться перед ним.
Этот трюк — уже не пантомима:
Смерть была — царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,

По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради

Не давались: «Проживем и так!»
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно — на руках…

Сгинул, канул он, как ветер сдунул!

Или это шутка чудака?
Только я колпак ему — придумал,
Этот клоун был без колпака.

Натянутый канат