Сочинения

Однажды Благороднейшая пребывала в том месте, где раздавались похвалы преславной королеве небес, я же был там, откуда мог лицезреть блаженство моих дней. Между нами по прямой линии, идущей от нее ко мне, сидела некая благородная дама весьма приятной наружности. Она часто смотрела на меня, удивленная взглядами, которые, казалось, устремлялись к ней. Тогда многие заметили ее взоры, и столь привлекла она на себя внимание, что, удаляясь, я слышал, как люди говорили за моей спиной: «Посмотри, как он терзается из-за этой дамы». Они называли ее по имени, и я понял, что говорили они о той, которая находилась посреди линии, исходившей от Благороднейшей Беатриче и кончавшейся моими глазами. Тогда я вполне успокоился, убедившись, что взгляд мой не открыл другим тайны моей в этот день. С тех пор я решил, что эта дама будет моей завесой, скрывающей истину, и столь в этом преуспел в течение краткого времени, что многие обо мне говорившие полагали, что знают тайну мою. Благодаря этой даме месяцы и годы скрывал я мои помыслы. И чтобы заставить других в это поверить, я написал для нее несколько малых стихотворений, из которых достойны быть упомянутыми здесь лишь те, которые относятся к Беатриче; поэтому я оставляю их в стороне, за исключением того немногого, что может послужить для прославления Благороднейшей.

VI.

Я говорю, что в то время, как эта госпожа служила завесой великой любви, мною завладевшей, я решился упомянуть имя Благороднейшей в окружении имен многих дам, и особенно благородной госпожи, о которой я говорил. И я избрал имена шестидесяти самых красивых дам того города, где моя дама родилась по воле Всевышнего, я сочинил послание в форме сирвентезы, которое я здесь приводить не буду. И я совсем бы не упомянул о нем, если бы в этом послании имя моей дамы не соблаговолило чудесно прозвучать среди других имен на девятом месте.

VII.

Дама, благодаря которой я так долго скрывал мою любовь, должна была покинуть упомянутый город и отправиться в дальние края. Удрученный тем, что лишаюсь столь прекрасной защиты, я ощутил скорбь, нежданную мною. И, полагая, что, если я не буду говорить об отъезде этой дамы с горестью, люди раньше догадаются о том, чту я скрываю, я решился сочинить «жалобу» в форме сонета. Этот сонет я привожу, ибо дама моя была непосредственной причиной многих слов, в нем заключенных, как это очевидно всем, способным его понять. Тогда я произнес следующий сонет, начинающийся: «О вы, идущие“

О вы, идущие любви путями,
Молю, взгляните сами,
На свете есть ли муки тяжелей?
Задумайтесь над этими словами —
5 Узнаю вместе с вами,
Где ключ во мне к обители скорбей.
Амор-владыка осветил лучами
И одарил дарами
Меня не по заслугам; так я жил.
10 И за моими слышал я плечами:
«Какими он делами
Такую легкость сердца заслужил?»
Я утерял былое дерзновенье,
Что возбудил моей любви тайник.
15 He выразит язык
Мое несчастье и мое томленье.
И я — как тот, кто головой поник,
Скрывая взора скорбного смущенье,
Вы радости волненье
20 Лишь видите — я скорбь таить привык.

Сонет заключает в себе две части: в первой я обращаюсь к верным Амору словами пророка Иеремии: «О vos omnes, qui transitis per viam, attendite er videte, si est dolor sicut dolor meus», равным образом я прошу их приклонить ухо к словам моим. Во второй части я рассказываю о том, в какое состояние привел меня Амор, но понимая это состояние иначе, чем явствует из конца сонета; я говорю также о том, чту мною утеряно. Вторая часть сонета начинается: «Амор-владыка…»

VIII.

После отъезда этой благородной дамы повелителю ангелов было угодно призвать ко славе своей юную даму благородного облика, которая была всем дорога в упомянутом городе. Я видел, как возлежит ее бездыханное тело, жалостно оплакиваемое многими дамами. Тогда я вспомнил, что видел усопшую в обществе Благороднейшей, и не смог удержаться от слез; пребывая в слезах, я решил сказать несколько слов о ее смерти в воздаяние за то, что я видел ее некогда с моею дамой. Этого предмета я коснулся в последней части слов, мною сложенных, как это ясно тем, кто умеет слышать. Я написал два сонета; первый начинается: «Амор рыдает…», а второй: «О неприятельница состраданья…»