Сочинения Иосифа Бродского. Том VI

НЕСКРОМНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ [246]

Примерно час назад сцена, на которой я сейчас стою, равно как и ваши кресла, была пуста. Через час они снова опустеют. Думаю, что б`ольшую часть суток это место бывает пусто: пустота — его естественное состояние. Будь оно наделено собственным сознанием, оно бы воспринимало наше присутствие как серьезное неудобство. Это не хуже, чем что-либо иное, демонстрирует нашу значимость — и уж, во всяком случае, значимость нашего сегодняшнего собрания. Но независимо от того, что нас сюда приводит, количественно соотношение складывается не в нашу пользу. Как бы мы ни радовались своей численности, в категориях пространства ее величина — ничтожна.

Думаю, что это наблюдение справедливо по отношению к любому людскому сообществу. Но когда дело доходит до поэзии, оно приобретает особую остроту. Прежде всего потому, что поэзия — и сочинение ее, и чтение — есть искусство отъединяющее, гораздо менее социальное, нежели музыка или живопись. К тому же поэзия испытывает несомненный интерес к пустоте, начиная, скажем, с пустоты бесконечности. Главным же образом — потому, что в историческом контексте численное соотношение между аудиторией поэта и остальной частью общества всегда складывалось не в пользу первой. Так что у нас есть основания быть довольными друг другом, хотя бы потому, что наше сегодняшнее собрание, при всей его кажущейся незначительности, есть продолжение той самой истории, которая — если верить достаточно распространенному в этом городе мнению — закончилась.

На всем протяжении так называемой письменной истории аудитория поэтов, судя по всему, не превышала одного процента населения. Основанием для подобных подсчетов служит не какое-либо конкретное исследование, но интеллектуальный климат мира, в котором мы живем. Более того, метеоусловия в целом порой наводят на мысль, что приведенная цифра слегка завышена. Ни греко-римская античность, ни славное Возрождение, ни Просвещение не оставляют впечатления, что поэзия когда-либо вела за собой людские толпы, не говоря — легионы или батальоны, или что читатели стихов исчислялись несметными множествами.

Не исчислялись. Никогда. Авторы, которых мы называем классиками, своей репутацией обязаны не современникам, а потомкам. Это вовсе не значит, что потомки суть количественное выражение их ценности. Просто потомки обеспечивают им, пусть даже задним числом и не без усилий, ту численность аудитории, на которую они вправе были рассчитывать с самого начала. В действительности их положение чаще всего было довольно стесненным: они обхаживали покровителей или устремлялись к королевскому двору — примерно так же, как сегодня поэты идут в университеты. Ясно, что делали они это отчасти в надежде на щедрое вознаграждение, но также и в поисках аудитории. Пока грамотность была привилегией сугубого меньшинства, где еще мог поэт найти отзывчивых слушателей и внимательных читателей для своих строк? Центр власти часто был и центром культуры; пища для ума была здесь более обильна, а общество менее однообразно и более восприимчиво, чем где бы то ни было, включая монастыри.

Прошли века. Пути власти и пути культуры разошлись, и, по-видимому, навсегда. Это, разумеется, цена, которую мы платим за демократию, за правление народа, именем народа и на благо народа, из которого по-прежнему лишь один процент читает стихи. Если у современного поэта есть что-то общее с собратом по цеху времен Возрождения, то это прежде всего мизерное распространение его сочинений. В зависимости от темперамента кто-то, возможно, будет находить удовлетворение в древней родословной такого положения и гордиться ролью носителя освященной веками традиции — или же черпать не менее глубокое утешение в испытанной на стольких прецедентах отрешенности. Нет ничего психологически более удовлетворяющего, нежели связать себя со славным прошлым, хотя бы потому, что прошлое более внятно, чем настоящее, не говоря — будущее.

Поэт всегда может, с помощью слов, найти выход из затруднительного положения: в конце концов, это его профессия. Но сегодня я пришел сюда не для того, чтобы рассказывать о трудном положении поэта, который, в конечном счете, никогда не бывает жертвой. Я пришел сюда, чтобы поговорить о трудностях его аудитории — другими словами, о ваших трудностях. Поскольку в этом году я получаю зарплату от Библиотеки Конгресса, я подхожу к своей работе в духе служения обществу, и никак иначе. Поэтому меня беспокоит проблема поэтической аудитории в нашей стране, и именно в качестве слуги общества я нахожу существующую пропорцию в один процент безобразной, позорной, чтобы не сказать — трагичной. И эта оценка никоим образом не связана ни с моим темпераментом, ни с горькими переживаниями автора по поводу ничтожного спроса на его сочинения.