Сочинения Козьмы Пруткова

Объяснения непременного члена К. Пруткова: в «Нов. врем.», 1877 г., № 392, и в «Нов. врем.», 1881 г., № 2026 (в этом последнем басня «Звезда и брюхо» напечатана не вполне верно).

Стихи:

К моему портрету.

Козак и Армянин (не б. напечатано)

Честолюбие,

Путник.

Спор греческих философов об изящном.

Поездка в Кронштадт.

Возвращение из Кронштадта.

Эпиграмма № 1.

Эпиграмма № 2.

Письмо из Коринфа.

Желание быть испанцем.

Древней греческой старухе, если О она домогалась моей любви.

Из Гейне № 1,

К толпе.

*** подражание Гейне.

Безвыходное положение.

Эпиграмма № 3.

Осада Памбы.

В альбом красивой чужестранке.

Баллада.

Пластический грек.

В альбом.

Из Гейне № 2,

К друзьям после женитьбы.

Мое вдохновение.

Аквилон.

Желания поэта.

Мой сон.

Память прошлого.

Осень.

Разочарование.

Философ в бане.

Очень возможно, что при окончательном просмотре творений К. Пруткова, для их издания отдельным сборником, иное будет исключено даже из этого перечня, для цельности и достоинства типа.

Вот, кажется, достаточно полный ответ на вопросы Ваши, Александр Николаевич, относительно Косьмы Пруткова; а от нас обоих, т. е. от остающихся двух клевретов К. Пруткова, искреннее спасибо Вам за уважение к его имени и к достойной памяти о нем.

Не ответите ли и мне что-либо на мой вопрос относительно изд. «Полн, собр. соч. К. Пр.»?

Да будет Вам все наилучшее.

Ваш В. Жемчужников.

2

Hotel Bristol 15 27 ф./83 Men ton. France

Я уже ответил Вам, уважаемый Александр Николаевич, от 7/19 января и (заказным) от 6/18 февраля, на вопросы Ваши о К. Пруткове; но шлю еще этот добавок: 1-е) в вящее объяснение личности К. П. Пруткова, на основании дальнейшей моей переписки о нем с моим братом Алексеем; и 2-е) в дополнение к посланному вам (в письме от 6/18 фев.) перечню его «творений».

I) Подобно шекспировскому Гамлету, Косьма или Кузьма Прутков достоин и требует обстоятельных «комментариев». Так, между прочим, постыдно промахнулся бы тот, кто не усмотрел бы и не оценил бы в нем одной из важнейших сторон его литературной личности, поразительно верно выражающей вообще образцовые черты современных русских, из числа учившихся и «образованных». Эта, здесь указываемая, сторона его личности заключается — в самодовольстве, в самоуверенности, в решительности и смелости выводов и приговоров. Эти черты господствуют у нас и теперь, едва ли даже не резче прежнего, но теперешняя суть их иная; прежде они исходили преимущественно из внешнего значения человека, а теперь они исходят из внутреннего самодовольства, из уверенности почти каждого в глубине своих поверхностных взглядов и своих маленьких познаний и в принадлежности своей к чину «интеллигенции». Замечательно, что в Пруткове совместились оба эти вида самодовольства и решительности; но не известно ли это от разнообразного богатства его природы или же и в современном ему обществе существовали оба эти вида, лишь не в одинаковой степени, как существуют всегда? Во всяком случае, К- Прутков, живя и действуя в эпоху суровой власти и предписанного мышления, понял силу власти и команды и сам стал властью: он не заслуживает, а требует уважения, почитания и даже любви, и — получает их не только от современников, но и от потомства. Такое отношение к своим читателям и слушателям выразилось у него всего более в афоризмах, в «плодах раздумья». Иногда он действительно вдумывается, и тогда изрекает не наставление или совет, а приказ, команду, предписание; напр., в афоризмах: «если хочешь быть счастливым, будь им!» — «смотри в корень!» — «бди!» и т. п. Иногда же он вдохновляется только прихотью, властью, командой, и столь же повелительно изрекает свои предписания, хотя в них нельзя найти ни повода, ни мысли, ни цели; таковы, напр., афоризмы: «если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану»; «стрельба в цель упражняет руку и причиняет верность глазу»; «в доме без жильцов известных насекомых не обрящешь», и т. п. — Во всех этих случаях он покоряет читателя своею смелостью, требовательностью, самоуверенностью. Он, как зачастую случается в жизни, заставляет своею смелостью признать за ним достоинства и значение. Он завоевывает себе славу, имя поэта, философа, мыслителя и мудреца; так почитали его при жизни, так почитают и поныне. И он тем достойнее такой славы, что приобрел ее не случайно, не прирожденными качествами, но — сознательно, простым хотением заставить общество смотреть прутковскими глазами и думать прутковским умом. А я очень любил Кузьму Петровича Пруткова и потому скажу решительно, что он был гений.