Читаем Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2 полностью

Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Межвоенный период творчества Льва Гомолицкого (1903–1988), в последние десятилетия жизни приобретшего известность в качестве польского писателя и литературоведа-русиста, оставался практически неизвестным. Данное издание, опирающееся на архивные материалы, обнаруженные в Польше, Чехии, России, США и Израиле, раскрывает прежде остававшуюся в тени грань облика писателя – большой свод его сочинений, созданных в 1920–30-е годы на Волыни и в Варшаве, когда он был русским поэтом и становился центральной фигурой эмигрантской литературной жизни. Второй том, наряду с разбросанными в периодических изданиях и оставшихся в рукописи стихотворениями, а также вариантами текстов, помещенных в первом томе, включает ценные поэтические документы: обширный полузаконченный автобиографический роман в стихах «Совидец» и подготовленную поэтом в условиях немецкой оккупации книгу переводов (выполненных размером подлинника – силлабическим стихом) «Крымских сонетов» Адама Мицкевича. В приложении к стихотворной части помещен перепечатываемый по единственному сохранившемуся экземпляру сборник «Стихотворения Льва Николаевича Гомолицкого» (Острог, 1918) – литературный дебют пятнадцатилетнего подростка. Книга содержит также переписку Л. Гомолицкого с А.Л. Бемом, В.Ф. Булгаковым, А.М. Ремизовым, Довидом Кнутом и др.

Лев Николаевич Гомолицкий

Поэзия / Стихи и поэзия18+

Сочинения русского периода
в трех томах

СТИХОТВОРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Стихотворения, не вошедшие в печатные и рукописные сборники или циклы и извлеченные из периодических изданий и рукописей

397[1]
Блаженство

По глади лужицы резвился во-домер, песчинки – скалы тихо про-плывали, а в глубине, где мутенсвет и сер, рождались тысячи ижили и желали. Чудовища-ли-чинки, мураши, хвостатые, глаза-стые, мелькали. Стояли щепочкив воде на полпути, шары воз-душные, качаясь, выплывали. Мерцая радостно, созданьицеодно – неслось в водоворот су-ществованья. Все было для негои для всего оно, и не было пе-чали и страдания. Пока живет –летит куда несет. Сейчас егочудовище поглотит... То жизнен-ный закон... Нет страха, нет за-бот... Блаженством жизненнымза то созданье платит...–––– В вонючей лужице блаженству-ет микроб. В чудесном мире ве-ликан прекрасный, живя, срубилсебе просторный гроб и сел надним безумный и несчастный.

398[2]
Взятие города (Отрывок)

Уж смылись флаги красною пен'oю над ошалевшей зло-бою толпою, оставив трупы черные в песке, как после бури вмутный час отлива. Но слышались раскаты вдалеке. Внезапно днем два пробудивших взрыва. И началось:сквозь сито жутких дней ссыпались выстрелы на дно пустыхночей; шрапнель стучала по железной крыше, а черные же-лезные шмели врезались шопотом, крылом летучей мыши, иразрывались с грохотом вдали. Дымки гранат широкими шагами шагали между мертвымидомами, где умолкало пение шмеля; и брызгали из-под ступнейгремящих железо, камни, щепки и земля – все оглушительней,настойчивей и чаще. Глазами мутными я различал впотьмах на стенах погре-ба денной грозы зарницы, что через Тютчева предсказаны встихах; хозяев бледные растерянные лица; и отголоском вслухе близкий бой, как хор лягушек ночью вдоль болота – водно звучанье слившийся стрельбой; и хриплый лай за садомпулемета. Как туча сонная, ворча, блестя грозой, ворочаясь за ближ-ними холмами, застынет вся внезапной тишиной, но в тишинешум капель дождевой растет, пока сверкнет над головами, такбой умолк – в тиши, страшней громов, посыпался на городчмок подков... Не сон – рассвет взволнованный и тени летящих всадни-ков, горящий их кумач. Двух обвиненных пленников «в измене» на пустырь ря-дом проводил палач. Сквозь грозди нежные акации и ветвиих напряженные я подглядел тела навытяжку перед величьемсмерти. Без паруса, без шумного весла по голубому небу, расцве-тая, всплывало солнце – ослепленье век. Вода потопа, верноопадая, качала с пением торжественный ковчег.

(«Четки».– «Скит»)