Читаем Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2 полностью

 Пользуюсь случаем, чтобы послать Вам марки – не знаю, нужны ли Вам?

Искренне Ваш Л. Гомолицкий.

На бланке Меча.

48. Гомолицкий – Бему

Варшава, 31/XII 1934

 Многоуважаемый

  Альфред Людвигович,

 эти праздничные, а для нас предпраздничные, недели было столько работы, что некогда было ни на чем сосредоточиться как следует. Нынче, в первый выдавшийся тихий день сел писать письма и пишу Вам прежде всего, т<а>к к<а>к давно уже меня мучила совесть: книжки А. Головиной продались и надо послать деньги. 2 книжки продал я и решил послать деньги международными купонами, так как купоны эти я имею возможность купить в Редакции, а не на почте, т.е. по себестоимости. 4 купона приблизительно так и будет – цена двух книжек, как Вы назначили, по 1 зл. 20 гр. 3-ю книжку взял Г.Г. Соколов, и расплотится за нее уже он через «Меч».

 Очень хорошее издание. Жаль, что только много опечаток и что поправки на таком уродливом листке.

 Не знаю, как Вы, Альфред Людвигович, праздники празднуете – если по старому стилю, то я еще успел поздравить Вас. Жена просит передать Вам поклон. Мы часто с ней вспоминаем Ваш приезд в Варшаву.

 Почти ничего не пишу сейчас, но много рисую.

 Хочу спросить у Вас, если Вы прочли тот мой сборничек, что я передал Вам в Варшаве («Цветник»), мнение Ваше о нем – по существу и стоит ли его пускать в свет.

 Жду вестей из Праги в связи с нашим замыслом (журнал). Кнут ответил (сейчас писать ему буду). Он советует лучше издать сборник статей или вроде альманаха.

Искренне Ваш

                                      Л. Гомолицкий.

 Как Вы сами судите о сборнике Головиной?[299] В печати, да еще в сборнике стихи всегда меняются – иногда к худшему, иногда к лучшему...

На бланке Меча.

49. Гомолицкий – Бему

Варшава, 11 янв<аря> 1935

 Я боялся за свою рецензию о Головиной, Альфред Людвигович! Взял на себя очень много. Иваск из Ревеля к тому же обрушился на меня, как смел я сокращать стихотворение «всё же поэта». Неужели это преступление...[300] Но Вы ободряете меня и мне уже легче. Головина не очаровала меня. У нее нет легкости, свободы. Но писал я о ней совсем искренне и там, где хвалил. Неужели она огорчилась моей рецензией? Я не думал об этом и мне неприятно.

 «Новь» седьмую Вы, верно, уже получили. Мне Иваск развивал целую теорию о необходимости беспредметности в поэзии. Освоить нового мира мы не в силах (он это как-то связывает с нашим отрывом от живого языка в России), значит, остается культивировать архаизмы прелестного прошлого русской поэзии и совершенно освободить стихи (свой словарь) от названий вещей, среди которых мы живем в зарубежьи. Выходит какой-то мир абстракций. Опыт «Скита» опредметнить поэзию он считает «героической неудачей». Но и опыт «Нови» мне кажется неудачей и даже не героической. Новосадов и Нарциссов там всё же недурны.

 О Ските я недавно писал для польской печати. М<ожет> б<ыть>, вскоре напечатают[301].

 (Я, между прочим, Иртелю предлагал отказаться от системы замыкания в своем тесном кружке. Советовал соединиться с Прагой и Варшавой. М<ожет> б<ыть>, и на той почве что-нибудь еще удастся сделать.)[302]

 Запоздало отвечаю на Вашу открытку, что новогодний Меч запоздал к Вам, так как вышел на день позже, а потом были праздники (во вторник – Новый Год). О подписке новой я сообщил тотчас же конторе.

 Спасибо большое за привет мне и жене моей. А я такой невежа – Вас с Новым Годом вовремя не поздравил. Как раз составляли Рождественский Номер – было много работы, хлопот, беготни.

 Я написал новую поэму – на этот раз пытался освоить Пушкинскую октаву, а с формой и идею пушкинских октав[303]. Мне крайне мило погружаться в мир Пушкина и сквозь влагу его поэзии из этой прозрачной глубины смотреть на наше сегодня. Именно наше – во времени и на своем месте. Когда окончу совсем – пришлю Вам в рукописи (м<ожет> б<ыть>, рукописно издам, а м<ожет> б<ыть>, удастся и в Мече напечатать).

Искренне Ваш

       Л. Гомолицкий.

На бланке Меча.

50. Гомолицкий – Бему

         Варшава, 19 января 1935

 Многоуважаемый Альфред Людвигович,

узнал нынче от Г.Г. Соколова, что Барт забраковал рецензию Мансветова[304]. В редакции никто ее и не видел. Стихи же Т.В. Голубь напечатаны будут[305].

 Гонорар: за время Меча-газеты Вами напечатана в нем 1641 строка. Принятая Вами подписка (30 крон = 6 зл. 50 гр.) засчитана как гонорар по 8 гр. строка, т.е. за 81 строку. Оставшиеся 1560 строк ввиду трудного положения В.В.Бранд считает по 5 гр., что составляет 78 зл. Подсчет – включая № 2 – 1935.

 От Домика в Коломне: помните, Альфред Людвигович, Вы обещали прислать (хотели, предлагали прислать) доклад. Сейчас мы составляем программу дальнейших собраний. Если не трудно Вам, сообщите тему и срок, когда могли бы доклад прислать[306].

                            27 января.

 Письма отложил по просьбе Бранда – ради экономии он хотел заодно и свое послать. Нынче, не дождавшись его, посылаю сам, один. Пользуюсь случаем, чтобы дописать еще несколько строк.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серебряный век. Паралипоменон

Похожие книги

Сияние снегов
Сияние снегов

Борис Чичибабин – поэт сложной и богатой стиховой культуры, вобравшей лучшие традиции русской поэзии, в произведениях органично переплелись философская, гражданская, любовная и пейзажная лирика. Его творчество, отразившее трагический путь общества, несет отпечаток внутренней свободы и нравственного поиска. Современники называли его «поэтом оголенного нравственного чувства, неистового стихийного напора, бунтарем и печальником, правдоискателем и потрясателем основ» (М. Богославский), поэтом «оркестрового звучания» (М. Копелиович), «неистовым праведником-воином» (Евг. Евтушенко). В сборник «Сияние снегов» вошла книга «Колокол», за которую Б. Чичибабин был удостоен Государственной премии СССР (1990). Также представлены подборки стихотворений разных лет из других изданий, составленные вдовой поэта Л. С. Карась-Чичибабиной.

Борис Алексеевич Чичибабин

Поэзия