Читаем Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2 полностью

 только теперь вернулся с Волыни и узнал, что брошюра Вам еще не выслана. Правда, причина была довольно веская – пересылка должна была стоить больше 6 злотых, а у нас это время самое тугое. Зная, что Вам интересно увидеть хотя бы, как же это вышло, отсылаю 25 экз<емпляров>. Наверно, в начале сентября пошлем и остальные. Помню, писали Вы, чтоб печатать маленькой книжкой, чтобы вышло всё же в один столбец. Просьба эта Ваша запоздала, но и так едва ли была бы осуществима: обошлось бы в полтора, если не в два раза дороже. Стоила бы и переверстка, и бумага, и печать – вышло бы больше так наз<ываемых> форм. Знаю, что Вас не удовлетворит вид брошюрки. Но что же делать – всё от бедности нашей. Жена Вам кланяется – она еще осталась на Волыни. Не знаю, вернулись ли Вы в Прагу. Пишу и посылку отправляю на пражский адрес.

Ваш Л. Гомолицкий.

Hа открытке пражский адрес Бема переправлен рукой почтальона на Karlovy Vary.

89. Гомолицкий – Булгакову

Варшава, 14 сент<ября> 1936

  Глубокоуважаемый

     Валентин Федорович,

 я вполне разделяю Ваши предложения. Для меня было неожиданностью то, что Вы писали о «денежных условиях». И в мыслях мы не имели «продавать» начатое нами общее дело. Никаких ультиматумов и о «сроке» издания ставить мы не имеем права, вполне доверяя Вам, зная, что Вам так же дорога мысль о Словаре. Единственное наше условие, это просьба сохранить первоначальный замысел Словаря, который был задуман нами Словарем только зарубежных авторов. Теперь, чтобы уточнить вопрос об авторах –: инициатива Словаря принадлежит Союзу, исполнением же задуманного занялся я на основании: 1. анкеты Союза, начатой совсем по другому поводу – в ответ на советский номер Wiadomości Literackich, где Радек и другие советские журналисты утверждали, что никакой эмигрантской литературы нет (в прямом смысле – отсутствия писателей), 2. автобиографий молодых авторов, печатавшихся в «Молве», 3. анкеты в Калифорнийском Альманахе[414], 4. алфавитного указателя в антологии «Якорь», 5. архивов варшавской «За Свободу» и варшавского Литературного Содружества, 6. юбилейного сборника «Последних Новостей». В числе источников, которые необходиимо было бы использовать, – библиографический журнал, издававшийся А. Ященко в Берлине «Русская Книга», а потом «Новая Русская Книга». К сожалению, в Варшаве его нет, выписать за давностью нельзя. В Праге он наверно имеется... Что касается гонорара авторского, то буде издание состоится и таковой будет назначен, мы по своей бедности от него не откажемся. Но и размер гонорара, и сроки – всё это, конечно, на усмотрении издателей. Копии писем анкетных я выслал бы Вам сейчас же, но у нас остался единственный экземпляр. Переписать снова нет возможности (– у меня; отдать же переписать дорого бы стоило – 28 густой печати, без промежутков между строчками, страниц). Надо выждать ответа из Ревеля от редактора «Нови», куда послан этот материал для опубликования[415]. Если он будет напечатан, тотчас же вышлю.

 У меня есть еще к Вам одна личная просьба. Немного странная. Не знаю, как к ней и подойти. В моей необеспеченной, кочевой жизни я не могу возить за собою «сантиментального архива». Всё написанное вновь я спешу где-нибудь напечатать или переслать в копиях в верные руки. Юношеские дневники я уничтожил как интересное мне одному. Не поднялась рука только на один юношеский цикл, напечатанный при особых обстоятельствах. Это «духовный» дневник, написанный стихами в течение одной недели в 1924 г. Переживания этой недели, чисто субъективные, настолько интимны, что при жизни я не могу их опубликовать. Живому это попросту невозможно. Прочитав, Вы, наверно, согласитесь со мною. Могу ли я обратиться в Музей с просьбой взять на себя хранение этой рукописи с тем, что после моей смерти, если будет на то возможность – найдется издатель или представится случай воспользоваться страницами какого-нибудь журнала – опубликовать ее или хотя бы сообщить в печати, что в Музее хранится такая рукопись (передав вкратце ее содержание и мою волю). Из трех списков один я перешлю Вам, один – своему другу, живущему в Эстонии[416], один оставлю у себя.

 В ожидании Вашего ответа

глубоко уважающий Вас

         Л. Гомолицкий.

Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага). Архив В.Ф. Булгакова. Автограф, на бланке Меча. В тексте отчеркивания на полях, подчеркивания и вопросительный знак, проставленные получателем. Цитата из этого письма приведена в статье Г. Ванечковой «От редактора» в Словаре (стр. XVII).

90. Гомолицкий – Бему

                                                                            21.9.36

  Дорогой Альфред Людвигович,

Перейти на страницу:

Все книги серии Серебряный век. Паралипоменон

Похожие книги

Сияние снегов
Сияние снегов

Борис Чичибабин – поэт сложной и богатой стиховой культуры, вобравшей лучшие традиции русской поэзии, в произведениях органично переплелись философская, гражданская, любовная и пейзажная лирика. Его творчество, отразившее трагический путь общества, несет отпечаток внутренней свободы и нравственного поиска. Современники называли его «поэтом оголенного нравственного чувства, неистового стихийного напора, бунтарем и печальником, правдоискателем и потрясателем основ» (М. Богославский), поэтом «оркестрового звучания» (М. Копелиович), «неистовым праведником-воином» (Евг. Евтушенко). В сборник «Сияние снегов» вошла книга «Колокол», за которую Б. Чичибабин был удостоен Государственной премии СССР (1990). Также представлены подборки стихотворений разных лет из других изданий, составленные вдовой поэта Л. С. Карась-Чичибабиной.

Борис Алексеевич Чичибабин

Поэзия