Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Первые обстоятельные отклики на поэму пришли почтой из Праги. Об этом свидетельствует письмо Гомолицкого к Бему от 16 ноября: «Я так и ожидал, что нигде кроме Праги (и тем больше благодаря Вам) я не найду ответа. Иваск нагородил глупостей и ничего не понял³⁵⁹, а из Парижа просто не ответили (наверно, свежа еще история с Мечом). Меня это всё не беспокоит».

Печатный отзыв о «Варшаве» из Парижа появился в газетной статье Г. Адамовича, снова представлявшей собой групповой обзор поэтических книжек. Но на сей раз не Гомолицкий был выбран в качестве главного персонажа, и лаконичная характеристика произведения сводилась к одной-единственной фразе: «Несколько утомляет нарочитым, дубоватым пафосом (напоминающим среднего “стандартного” Брюсова) “Варшава”, поэма Гомолицкого, за подписью которого попадались стихи значительно более глубокие, если не по мысли, то по интонации и напеву»³⁶⁰. Более теплый и детальный отклик пришел из Риги, где в газете Сегодня была помещена рецензия П. Пильского. Ценность ее ослаблялась тем, что все знали, что рижский критик был щедр на похвальные, но поверхностные оценки («отписки»). Но на сей раз не было сомнения, что книжка ему действительно понравилась:

Поэт Гомолицкий написал хорошую поэму. Своей счастливой ясностью, своей примиренной печалью она заставляет и о себе говорить тоже просто, тоже ясно, одновременно ценя и точность, и романтизм исторических очарований и перемен.

Он отметил своеобразие жизненной позиции автора книжки: «ни на что не пенять и никого не проклинать, – это тоже подвиг, тоже гордость, а не только схима и отречение». Его привлек «просветленный» характер концовки поэмы, противостоящий горечи в каменных монументах и в сердцах беженцев:

Поэма Л. Гомолицкого – одно из интересных литературных явлений последнего времени, может быть, вообще наших лет. Пленяет самый замысел, это сближение двух веков, романтическая параллель двух проплывающих видений – различие удела двух «Евгениев». И невольно притягивает к себе, зовет и манит удел победного одиночества, счастливого своим признанием, будто беспечальной улыбкой судьбы.

В этом сознании, в таких чувствованиях, в этой находке успокоения заключена особая, неслышная и тихая гордость поэта, ни с чем не сравнимая сладость творческих обретений. История может поворачиваться разными сторонами, представать с разными выражениями своего каменного и жестокого лика, – важны и значительны не ее капризы, а наш собственный нетленный дух, наше личное отношение к неожиданным кружениям и зигзагам мира.

Л. Гомолицкий взял глубокую тему. Она возвышенна и прекрасна. Его поэма дышит не только сердечной искренностью, но еще и красивым величием мысли. Эта поэма озарена незакатным светом романтики³⁶¹.

Созванный в августе 1934 года в Москве первый съезд советских писателей побудил Меч вернуться к сопоставлению положения в советской и эмигрантской литературах. Вновь обратился к этому воптросу и Гомолицкий. Отмечая гротескные черты текущей литературной жизни в СССР – открытые партийные собрания на заводах с докладами о предстоящем съезде, наставления пионерских отрядов писателям и т.п., он напоминал, что повсеместная в Европе надежда на русскую духовную или душевную стихию делает особенно ответственной роль русской эмиграции³⁶². Он предложил поэтому, в противовес московскому мероприятию, провести «всеэмигрантский собор». Аргументировал он свое предложение параллелью между русским рассеянием и Израилем, трижды в своей многовековой истории выдвинувшим великих поэтов в периоды, казалось бы, полного физического уничтожения народа. По словам Гомолицкого, подлинный «поэт эмиграции» должен быть наделен такою же пророческой мощью, какую проявили в многовековой еврейской истории Иеремия, Иегуда Галеви и Бялик³⁶³.

Дальнейший толчок к размышлениям о путях обретения поэзией пророческих функций дало Гомолицкому знакомство по переписке c участником таллиннского «Цеха поэтов» молодым поэтом Юрием Иваском. Вместе со студенткой Тартуского университета Стеллой Шлифштейн Иваск в 1930 г. выпустил один номер Русского Магазина, в который зазвал «парижан» Ремизова и Поплавского³⁶⁴. После появления пресловутой статьи Адамовича «Стихи» в Последних Новостях в феврале 1934 г., где главным персонажем фигурировал Гомолицкий с его книжкой Дом, Иваск написал ему в Варшаву. Это знакомство совпало по времени с выходом в Таллинне шестого тома сборника Новь. Анонимная заметка, которой варшавский журнал отзывался на это издание, была составлена Гомолицким: