В своих биологических трактатах Стагирит широко использует другой подход, похожий на методологию, последовательно применяемую Филистионом и Платоном. Физиология теплокровных животных объясняется с помощью понятия «внутренний огонь», а функция дыхания предназначена для его охлаждения, что совершенно не соотносится с ранее приведенным описанием «воздуха» как элемента горячего и влажного. Аристотель прямо называет вдыхаемый воздух холодным, а выдыхаемый теплым, так как последний вступил в контакт с внутренним огнем. Это явное противоречие с его собственной физической теорией. По нашему мнению, оно как раз и объясняется предельно реалистичным взглядом Аристотеля на предмет исследования: у него хорошая медицинская подготовка, он абсолютный эмпирик и доверяет наблюдению.
Дж. Ллойд, на наш взгляд, справедливо указывает на исследования Аристотеля в области зоологии и сравнительной анатомии, как основополагающие в формировании его методологии. Именно этим и объясняется разрешение упомянутого нами парадокса: исключая некоторые ключевые элементы системы Платона, он иным путем приходит к пониманию приоритетного характера телеологического принципа в своей медицинской и биологической теории. Соответственно, основным в объяснении Аристотелем телеологического принципа становится идея движения материи[54].
В соответствии с представлением Платона о трехчастном устройстве души, только у человека есть высшая, бессмертная и разумная часть души, вместилищем которой является головной мозг. Именно там сосредоточен центр интеллекта и контроля за произвольными действиями организма. Животные обладают двумя низшими, смертными частями души, растения только одной — самой низшей. От внимания историков философии, делающих акцент либо на общих вопросах теории, либо на их влиянии на историю физики и математики, порой ускользает очень важный факт: соответствующие части души субстантивно сходны у всех видов! Речь идет о том, что не существует каких-то особых видов животной части души у человека и животных, а растительной у человека, животных и растений. Об этом прямо говорит Платон в «Тимее» и эту мысль подчеркивает Гален в своем комментарии к этому диалогу. Именно поэтому растения называются «одушевленными» в совершенно определенном смысле и они используются в пище животными и человеком, служа источником строительного материала. Равным образом и животные с их двухчастной душой используются в пищу человеком и, в свою очередь, служат для его тела источником строительного материала. Первоэлементы, составляющие плоть растений и животных, являются такими же первоэлементами как те, что составляют структуру тела человека, и без труда включаются в цепочки обмена веществ. При этом одной общности устройства на уровне первоэлементов было бы совершенно недостаточно, ведь почва и камни устроены из тех же первоэлементов, однако их употребить в пищу невозможно. Таким образом, сквозь призму единства духовного и телесного описывается, с одной стороны, общность живого (не случайно Платон, а вслед за ним и Гален подчеркивали, что растения следует считать живыми существами), а с другой — устанавливается их иерархия[55].
С помощью концепции трехчастной души, в естествознание вводится конструкция, предвосхищающая деление природы на органическую и неорганическую, совершенно необходимая для целостного описание физико-химических процессов, происходящих в человеческом организме. Таким образом обеспечивается следующий важный шаг, необходимый для создания и объяснения общей патологии в медицине.
Вслед за Галеном обратим внимание на «ошибку» Аристотеля, помещавшего «начало всех нервов» в сердце. Напомним, что Аристотель вслед за Эмпедоклом считал, что функции разумного управления произвольными функциями организма находятся не в головном мозге, а в сердце. Уже тогда, с учетом складывавшегося опыта анатомических вскрытий, было понятно, что существует анатомический субстрат — нервы, с помощью которого центр интеллектуальной деятельности управляет членами тела. Со времен Алкмеона была известна связь между центрами чувств и мозгом, осуществляемая с помощью определенных анатомических образований. Учитывая значительный опыт анатомических вскрытий, накопленный в Ликее, упорство Аристотеля в этом вопросе можно счесть труднообъяснимым, однако оно становится понятным при комплексном анализе исторической судьбы этой точки зрения. Важнейшим источником, позволяющим нам разобраться в этом вопросе, является малоизученный в отечественной историографии трактат Галена «О доктринах Гиппократа и Платона».