Сочинения (Том 2)

младшему не поклонюсь, то я старше тебя и не малым". Скажите человеку, вовсе незнакомому с русскою историею, что междоусобные войны, происходившие в древней Руси, были родовые споры между князьями, владевшими своими волостями по старшинству, и всякий поймет вас, для всякого будет ясен характер древнего периода нашей истории, отличие ее от истории других народов; но сказать, что причиною, источником наших древних междоусобных войн были волости, владения, значит все равно что не сказать ничего. Какое понятие о древней русской истории можно получить от такого определения? Чем отличить тогда древний период нашей истории от феодального периода в истории западных народов? И здесь и там происходили междоусобные войны за владения?

Вот почему в предисловии к "Истории отношений между русс. кн. Рюр. дома" мы почли необходимым вооружиться против обычных выражений: разделение России на уделы, удельные князья, удельный период, удельная система, ибо эти выражения должны приводить к ложному представлению о нашей древней истории, они ставят на первый план разделение владения, области, тогда как на первом плане должны быть отношения владельцев, то, как они владеют. Г. Кавелин говорит: "Мы не скажем с автором, что князья бьются за старшинство, тем менее, что Святославичи хотят Киева не для Киева, а для старшинства. Напротив, мы утверждаем, что князья стараются приобрести лучшие и возможно большие владения, оправдывая себя родовым старшинством". Но прежде всего спросим у г. Кавелина, что давало князю возможность получить лучшую волость? Право старшинства? Сам г. Кавелин говорит:

"Изяслав сам собою не мог удержаться в Киеве и должен был признать киевским князем и отцом ничтожного дядю своего Вячеслава, потому что последний был старший. Это признание было пустой формой; Вячеслав ни во что не вмешивался, не имел детей, и вся власть на деле принадлежала Изяславу". Здесь историк видит не ничтожную форму, но могущественное, господствующее представление о праве, которое заставило доблестного Изяслава преклониться пред слабым дядею; Вячеслав был неспособен сделать для себя что-либо, и одно право старшинства дало ему все, отнявши все у доблестного племянника его; если Вячеслав дал все ряды Изяславу, то на то была его добрая воля. Г. Кавелин говорит: "По той же самой причине, т.

е. потому, что нужны были предлоги, не искали киевского престола бесспорно младшие в княжеском роде". Но это-то и важно для историка, что нужны были известные предлоги, ибо эти-то предлоги и характеризуют время: сперва младший не мог без предлога доискиваться старшего города, а потом мог делать это безо всякого предлога; историк и разделяет эти два периода: в одном показывает господство родовых отношений, в другом выставляет господство владельческих интересов с презрением родовых счетов. Во-вторых, г. Кавелин говорит, что князья стараются приобрести лучшие и возможно большие владения. Но дело в том, что в описываемое время сила князя основывалась не на количестве и качестве волостей, а на силе племени, но чтоб пользоваться силою племени, нужно было быть в нем старшим; а первое право и вместе первая обязанность старшего по занятии старшего стола была раздача волостей племени, так что ему самому иногда не оставалось кроме Киева ничего, и он не имел никакого материального значения, а одно значение нравственное, основанное на его старшинстве. Племя зовет Ростислава Мстиславича на старший киевский стол, если б он имел ввиду получить только лучшую волость, то, разумеется, он пошел бы безо всяких условий, а если б Киев давал ему материальное значение, силу, то он не хлопотал бы ни о каком другом значении, но Ростислав хочет идти в Киев только с условием, чтоб члены племени действительно признавали его старшим, отцом, и слушались бы его; следовательно, вот что нужно было Ростиславу, а не лучшая волость. Вячеслав, как скоро услыхал, что племянник зовет его отцом и честь на нем покладывает, успокоился и отказался от участия в правлении. Святослав Всеволодович, осердившись на Всеволода III, говорит: "Давыда схвачу, а Рюрика выгоню вон из земли и приму один власть русскую и с братьею, и тогда мьщуся Всеволоду обиды свои". В-третьих, г.

Кавелину хорошо известно, к каким поступкам побуждало бояр наших опасение нарушить родовую честь при местнических спорах; как же он хочет, чтоб древние князья, находясь в таких же отношениях, думали только о волостях? Под 1195 годом один из Ольговичей, видя возможность осилить Мономаховичей, пишет к своему старшему в Чернигов: "Теперь, батюшка, удобный случай, ступай скорее, собравшись с братьею, возьмем честь свою". Не говорит же он: возьмем волости, добудем Киева!