Сочинения. Том 2. Иду на грозу. Зубр

– Это по нынешним-то временам? Разве что он тебя выдвинул, но это еще не прогресс. Его идеи на уровне… Он за отмену крепостного права, вот он где находится, болтается где-то между Аристотелем и Ломоносовым. – Тулин был в курсе всех публикаций лаборатории. Кроме некоторых работ Бочкарева и Песецкого, все остальное – схоластика, ковыряние в мелочах. – Бродят сонные кастраты и подсчитывают… – Он не стеснялся в выражениях.

Они шли по лаборатории, и Тулин высмеивал их порядки, и продукцию, и глубокомысленный вид всех этих ихтиозавров. Когда Крылов попробовал возражать, Тулин вздохнул:

– Вот мы уже и становимся противниками! Агатов работал у своего аппарата.

– Все капаете, – приветствовал его Тулин. – Помнишь, Сережа, мы еще студентами капали на этом же приборе. Господи, сколько уже диссертаций тут накапано! – Не переставая говорить, он легонько отстранил Агатова, наклонился к объективу, повертел регулировочный винт. – Пластины-то выгоднее поставить круглые. Легче скомпенсировать. А еще лучше эллиптические, тогда наверняка можно присобачить регистратор.

Он и понятия не имел, что мимоходом выдал Агатову идею, над которой тот бился больше месяца. Агатов любезно улыбался.

– Не благодарите, не стоит, – сказал Тулин. – Авось еще на десятитысячную уточните! – И бесцеремонно расхохотался и уже оказался в другом месте, он даже не шел, он словно вертел перед собою лабораторию, как крутят детский диафильм. В дверях Крылов обернулся и увидел нацеленные им в спину глаза Агатова. Хорошо, что Тулин не видал их.

На лестнице рабочие перетаскивали ящики с приборами. Один из ящиков стоял в проходе. Тулин перепрыгнул без разбега, легко, Крылов подумал, что если бы Тулин был начальником лаборатории, то все равно бы он прыгал через ящики, носил стиляжный пиджак, бегал бы с Зиночкой и ребятами загорать на вышку, и всем бы это казалось нормальным, и лаборатория бы работала весело, по-новому.

Потоптавшись, он сдвинул ящик, догнал Тулина.

– Как же мне быть, Олежка? – спросил он. Тулин помахал папкой.

– Не управлюсь, переночую у тебя. – Тулин смотрел на Крылова. – Ах ты, бедолага… Значит, хотят тебя сделать свежей струей. Молодые силы. К руководству приходит ученый, еще сам способный работать… Невиданно… Не злись. Для меня это… Ты – и вдруг начальник!

И Крылов тоже невесело ухмыльнулся.

– А впрочем, – сказал Тулин, – чем ты хуже других? Кому-то надо руководить, лучше ты, чем какой-нибудь бурбон.

Попробуй рвануть по лестнице славы, может, понравится. – Подмигнул, и все стало озорно и просто. Подумаешь, страсти!

Тулин погрозил пальцем:

– Учти, человек, который не хочет быть начальством, против начальства.

Откуда-то вынырнул Ричард:

– Так вы, оказывается, Тулин! Вот здорово. Я читал вас и полностью согласен. Вы уже уходите? А с Агатовым у вас здорово получилось. Капает, капает… – Он засмеялся от удовольствия. – Слезы, а не работа!

Крылов нахмурился:

– Что ты знаешь… Так нельзя.

– Ничего подобного. Так ему и надо. Принципиально! – закипятился Ричард. – Никакой пощады бездарям!

– Ага, у меня тут не только противники, – сказал Тулин. – Ричард, двигайте к нам. Будете бороться с настоящей грозой, а не с Агатовым.

Стоя в вестибюле, они смотрели сквозь распахнутые двери, как Тулин пересекал сквер, полный солнца и яростного гомона воробьев.

– Да-а!.. – протянул Ричард, и в этом возгласе Крылов почувствовал восторг и грусть, обращенную к тому, что осталось здесь, в институте, поблекшем и скучном после ухода Тулина.

– Хорошо, если б ему удалось добиться… – сказал Крылов. Ричард пожал плечами, хмыкнул, показывая, как глупо сомневаться в том, что Тулину может что-либо не удаться.

Глава шестая

Фамилия генерала была Южин, знал о нем Тулин мало, поэтому плана разговора не составлял, целиком положившись на свою фортуну. В большой приемной быстро сменялись летчики, инженеры, и Тулин, присматриваясь к ним, решил, что держать себя надо как-то по-особому непохоже на обычных просителей, которые одолевали Южина с утра до вечера.

Кабинет оказался огромный, казенно-безликий. Пустой стол, коммутатор, микрофоны, по стенам завешенные черными шторами карты.

Генерал достал из ящика докладную Тулина и начал перечитывать, шевеля губами.

Тулин вглядывался в его лицо, убеждаясь в полной беспомощности физиогномики. Мясистый нос, грубые, навсегда обветренные щеки могли принадлежать и добряку, и черствому служаке. Что означали ежик седых волос, татуировка на руке? Приветливые манеры, может, они от интеллигентности, от уважения к Тулину, а может быть, это привычка, выработанная для всех просителей.

Вспыхнул глазок коммутатора. Генерал взял трубку.

– Я занят… Минут через десять.

Он положил бумагу и придавил сверху куском оплавленного металла.

Тулин заговорил первым, опередив генерала на какую-нибудь секунду. Он вовремя почувствовал, что необходимо перехватить инициативу, всегда легче убеждать, чем разубеждать. Стоит человеку произнести «нет», все его самолюбие будет направлено к тому, чтобы держаться за это «нет».

– Вы летали и знаете, что такое гроза. Южин кивнул.