Муниципалитет от себя сделал кое-что сейчас же, уже в конце апреля, как увидим в конце этой главы, было постановлено уничтожить работы по разборке Бастилии, и в мае это постановление было приведено в исполнение. Но закрыть благотворительные мастерские могло лишь Национальное собрание [20].
А между тем общее брожение среди парижских рабочих (бывшее плодом стачки) начинало охватывать рабочих благотворительных мастерских. Муниципалитет попробовал было обратиться к излюбленному своему средству и отправить часть рабочих в провинцию, но директория департамента Ионны решительно запросила войска для наблюдения за рабочими, ибо они внушали «живое беспокойство» директории, а до тех пор просила рабочих не посылать. Очутившись между двух огней, мэр Бальи просил убедительно военного министра послать нужный отряд, ибо «парижский муниципалитет был бы в очень большом затруднении, если бы он принужден был дольше держать у себя рабочих, отсылку которых он должен был бы (в таком случае) отложить» [21].
Переписка Бальи с генерал-майором национальной гвардии Гувионом, относящаяся к этим тревожным дням, весьма характерна [22] и показывает, что муниципалитет со дня на день ждал беспорядков. 15 мая он пишет Гувиону, что «дух восстания» парит среди рабочих уничтоженных общественных работ (т. е. Бастилии) и что стекольной мануфактуре грозит опасность. Через три дня (18 мая) он опять повторяет просьбу принять меры, а также просит распорядиться относительно охраны двух лиц, которым грозят рабочие. Письмо кончается еще указанием на необходимость поставить стражу у дома кордельеров в случае сборища в том месте. В тот же день Гувион отвечает Бальи, что меры будут приняты. Он глухо выражает большое свое сожаление, что злонамеренные смущают народ, пользуясь «популярным предлогом» [23]. Через два дня (20 мая) Бальи опять пишет Гувиону, что «всеми средствами стремятся взволновать и возмутить рабочих и что в общем есть брожение между рабочими (благотворительных —
Власти ждали беспорядков, были, так сказать, в боевой готовности, но хотя они этих беспорядков не желали и даже полного спокойствия, быть может, и не чувствовали, однако не настолько, чтобы отказаться от мысли уничтожить благотворительные мастерские.
Слух, о котором писал 21 мая Гувион, осуществился через три недели с лишком — 16 июня 1791 г. В этот день на трибуну Национального собрания взошел Ларошфуко-Лианкур с докладом и проектом уничтожения благотворительных мастерских.
2