— Так это случилось. В новогоднюю ночь! А с виновника ничего не спросишь: он способен на всякие каверзы, океан. Мы приняли выброшенный с «Нептуна» трос и закрепили на скале. Пурга продолжалась. Постепенно команда переправилась по этому тросу через прибой. Она не имела потерь, и это мне запомнилось. Именно это запомнилось, когда уже ничего не запоминалось. Там, на «Нептуне», обошлось без потерь!
Мы встали с бруса и пошли по берегу среди разнообразных и бесчисленных «даров океана». Солнце играло на гребешках прибоя, и пена покорно ластилась у наших ног. Впереди, над россыпью рифов, высоко вздымался мыс, гордый и живописный.
— Красивый у нас край, правда? — с неожиданной, тихой увлеченностью спросил Субботин. — Иной раз только глянешь на этот могучий простор — и на душе легче… Забыл ли я ту новогоднюю ночь? Нет, не забыл. Верно, что и горести не обходятся без улыбки. Я после той ночи проспал четырнадцать часов. А открыл глаза и удивился: в квартире, за тем же праздничным столом, сидели те же гости. Словно не было ни пурги, ни всех наших переживаний. Первый, кого я узнал, был капитан порта. Да, это был Арсений Калиныч, лихой моряк, человек веселый и открытый. Он заметил, что я проснулся, и сразу же оживился и поднял фужер.
— Вот за кого выпьем, секретарь… за нас! Ей-богу, мы заслужили.
Он засмеялся. Кисти рук у него были забинтованы, а усы обожжены.
Романтики
Теплоход шел вдоль Курильской гряды на юг… Студеная равнина океана, полная сияния и голубизны, была необычно спокойна и приветлива. Только вчера молодой моторист из экипажа говорил мне, что пересекает эти широты в четырнадцатый раз и не припомнит случая, чтобы здесь, в районе Парамушира, Онекотана, Матуа, не штормило. Значит, нам повезло. И настроение у пассажиров было приподнятое, словно бы праздничное, — сахалинцы, приморцы, курильчане, камчатцы, они-то хорошо знали эти места и принимали столь добрую погоду как подарок.
Восемь тысяч лошадиных сил, спрятанных под этажами палуб в машинном отделении теплохода, уверенно и равномерно перемещали его сверкающую громадину над плавными холмами волн. И целый человеческий мир, с незавершенными делами, планами, заботами, устремлениями, недавними разлуками, ожиданиями встреч, новостей и радостей, мир удивительно сложный и разнообразный, размещенный на белых ярусах лайнера, плыл к своим бесчисленным целям, включенным в один маршрут.
Есть среди путешествующих по морям, да и не только по морям, приметные, романтичные натуры: их можно, пожалуй, назвать созерцателями. Отыщет такой созерцатель на теплоходе укромный уголок, присядет на скамью или, за неимением такой, облокотится на планшир фальшборта и смотрит, смотрит на океан часами, не отрываясь. Заговорите с ним — не откликнется, не услышит или отзовется двумя-тремя словами «ради приличия», и замечает ли он, как летит время, поглощенный тихой страстью наблюдения?
Среди трех сотен пассажиров нашего теплохода можно было бы насчитать не менее трех десятков «тихих романтиков» — они непрерывно «дежурили» на корме и на верхней палубе, вглядываясь в океан, молчаливые, замкнутые, даже немного торжественные. С одним из этих романтиков, вернее с одной, я и заговорил, спросив, что удалось ей рассмотреть на горизонте.
Пожилая женщина нисколько не удивилась вопросу:
— На горизонте начинает обозначаться остров Расшуа. После него мы увидим Ушишир, а затем появится остров Кетой.
— Понятно, вы в этих краях не впервые.
Она продолжала всматриваться в горизонт.
— Да, я живу на Итурупе, но в Северо-Курильске высаживалась в первый раз. Нашим чаще приходится бывать в областном Южно-Сахалинске, чем на соседних островах.
— Все же у вас, можно сказать, лоцманская осведомленность.
Она засмеялась.
— Внизу, в салоне, вывешена карта нашего маршрута. Через несколько минут и вы можете стать таким же лоцманом.
Мы разговорились: учительница истории, Анна Сергеевна возвращалась на Итуруп с Парамушира, где навестила сестру. Город Северо-Курильск ей понравился — новенький, уютный, веселый городок, но ее Курильск — это же по климату Бердянск в сравнении, скажем, с Тюменью!
Я заметил, что сравнение наглядно, однако, с каким же городом она сравнит, к примеру Крабозаводск-на-Шикотане, который намного южнее Курильска?
Ответ у нее был готов заранее:
— Сухуми… Да, Сухуми! Только пейзажи Шикотана, пожалуй, прекраснее сухумских. Что за чудные зеленые берега, будто огромные скирды над синью моря, что за прелестные бухты, заливы, утесы, островки! Земля богатейшая — мощный пласт чернозема, елово-пихтовые леса — на загляденье, луга, покрытые мелким, как пырей, не густым, нет, — густейшим бамбуком! Шикотан — по-айнски — лучшее место, и аборигены не случайно именно так назвали этот остров.
— Все же вы избрали Итуруп?
Она помедлила с ответом: