Сочинения в 2 т. Том 2

Бригадир скривился, будто от зубной боли:

— Балалайки!..

И когда заядлый Иван Иванов принялся с жаром доказывать, что тут, мол, имеется важная примета: парня к настоящему, к рыбацкому делу потянуло и, значит, быть ему рыбаком, Кирилыч махнул рукой и не вступил в дискуссию.

Ему ли, Ивану, рассказывать, как она усложнилась, профессия рыбака, и особенно здесь, в особых условиях острова? Взять хотя бы подготовку к лову: первое, с чего нужно начинать, — с жилья. Где-нибудь на Черноморье, на Каспии, на Приазовье у рыбаков-прибрежников в ближайшей бухте непременно надежный приют: и общежитие, и столовая, и медпункт, и красный уголок с читальней, радиоприемником, телевизором. А в курильской сторонке рыбацкая бригада высаживается на берег ватагой первопроходцев: все у нее сначала — жилища, склады, мастерские, а это — плотницкие, столярные, слесарные, сварочные, такелажные работы, и всему — наикратчайший срок. Но закончено вселение на пустынный берег и проверены сети, лодки, руль-моторы, что же теперь, отдых? Нет, только теперь и развернется главная часть дела — поиск и лов, только и заварится согласованная, напряженная, расторопная работенка, в которой иная минута дороже часа, а час дороже дня.

Время путины — непрерывный, разнообразный и строгий экзамен рыбаку. Не оплошает ли он в тумане, когда видны только нос да корма кунгаса? Отыщет ли свои сети? Найдет ли кратчайший путь к стоянке? Ну, а если откажет мотор, да еще на крутой волне, да при том же клятом, сплошном, непроглядном тумане? Значит, любой рядовой рыбак должен иметь и навыки судоводителя, и достаточный опыт моториста.

Панас Кириллович в увлечении не замечал, что уже добрые две-три минуты размахивал руками и рассуждал вслух:

— Давно ли и ты, Иван, был мотористом, фигурой внушительной, приметной, вроде бы профессорского звания? А нынче у нас в каждом звене пять-шесть руль-моторов, и любой рыбак сам себе фигура! Нет, это не балалайками торговать! Ну, посади-ка своего баяниста на кунгас, какой он в море тебе помощник? Парень, может, и не слышал, что это такое — тросозаплетка? Может, и сам в ставнике запутается, и давно ли случился на одной рыбалке переполох: думали, крупная акула угодила в невод, а вытащили полуживого «кочевника»!..

Спохватившись, Братан заметил, что он один, без собеседников, и вроде бы доказывал прописные истины самому себе. Но если так, что же себя обманывать? Да, он безуспешно доказывал эти истины другому Панасу Кирилловичу, тому, что так упивался музыкой под мглистыми звездами на притихшем берегу. Тот, второй Панас Кириллович, не хотел бы расставаться с музыкантом, ну, хотя бы потому, что при любом, даже самом успешном размахе дела, при особенной, долгожданной рыбацкой удаче, в душе человека — уж такова она, видимо, от природы — остается потайная незаполненная емкость, а в ней — незатронутая струна. Не случайно же ему, Братану, не склонному, насколько он себя знал, к чувствительным порывам, в тот недавний вечер, когда, казалось, мелодия заполнила весь мир, и немного взгрустнулось, и смутно припомнилась радость, словно бы нахлынула, подняла, всколыхнула теплая и светлая волна.

Откуда ни возьмись, будто притаился за выступом скалы и не шагнул — прыгнул навстречу все тот же заводила Иван Иванов:

— Значит, отсылаем музыку?

Бригадир не понял:

— То есть?

— Мои ребята, чудаки, недовольны. Я им прямо сказал: тут не до баянов. Нам, братцы, на делянку Дальнюю перебираться, а там только и знай — вытаскивай рыбку, выколачивай план!

— Ну, и назойлив ты, Иван: опять насчет музыканта?

— Потому что с уважением к бригадиру и с ним согласен. Обойдемся и без музыки. Калиныч, тот дяденька исполнительный: сказано выставить гостя — свяжет, а выставит. Правда, мои ребята, чудаки, малость недовольны: никак, понимаешь, в толк не возьмут, что без музыки им даже лучше.

— До чего же ты ядовит, Иван, кто говорил, что лучше?

— Калиныч всем объясняет: бригадир, мол, не отсылал бы музыканта, будь от него польза.

Братан вздохнул и призадумался.

— А Калиныч уже и отослал? Но, погоди, в Южно-Курильск ни вчера, ни сегодня и целую неделю машины не было.

— Значит, пешком отправил, безжалостный!

Легкий на помине, из-за угла времянки появился степенный и важный Калиныч. При всей своей внушительной внешности, — что мощный разворот плеч, что могучая шея, что руки гиревика, — бригадный кормилец Калиныч был человеком тихим и застенчивым, а перед Братаном немного робел. Вид у него на этот раз был смущенный, он еще издали стал жаловаться:

— Да мало ли у меня, Кирилыч, своих забот, чтобы к тому же за «кочевником» гоняться? Куда его ветром сдуло? Не иначе, тронутый, пешой нарезал в Южно-Курильск! Но ведь это же не Крым и не Кавказ! Тут косолапые у самого стана топчутся… Эх, парень, и что его повело? Я ему, конечно, пояснил, что следует машину подождать: может, еще денек, может, еще и два… Так он и тарелку — в сторону. «А, прогоняете? Ну, ладно». Вот оно какое «ладно», человека-то нету!