Сочинения в 2 т. Том 2

Тогда он и услышал от Волкова «напутственное слово» и совет запастись костылями, в случае, если взбредет ему хотя бы раз еще сунуться в эту калитку. Видывал Игнат капитана в разных настроениях: и бодрым, и веселым, и распаленным, но таким, как сегодня, ни разу не видал. Может, он неправильно понял Игната, в глупой мальчишеской выходке заподозрил? По крайней мере Шаповалов получил «характеристику». Был он и разиней, и гальюнщиком, и слюнтяем, какого на милю к судну нельзя подпускать. В общем, самый последний «бич»[4] на всем побережье.

Такой обиды Игнат не заслуживал. Шел он по тропинке сначала молча, но как услышал это бранное слово «бич» — потерянных пьяниц, недотеп им называют, — остановился, побледнел.

— Хотя ваш этот дом, капитан, но приличных слов вы не знаете.

Так ядовито поддел он капитана, что тот ногами затопал, руками замахал.

— Назад! Ко мне!..

Но Шаповалов не вернулся. Шел он, ничего не видя перед собой, тополевый лист на аллейке сорвал и не заметил, как это сделал; звук калитки, когда он открывал ее, отозвался в сердце, гравий печально шуршал под ногами… И твердо решил с этой самой минуты Игнат — сколько жить он будет на свете, никогда не простит ни Василькову, ни капитану… О, время его еще впереди! Выплавает он годы положенные, выучится, все комиссии пройдет, сам капитаном станет, а Волкову и Василькову «здравствуй» не скажет, руки не подаст. О ней он тоже позабудет. Правда, она не виновата, но если уж на то пошло, и с ней он не посчитается… Точка! Что означала эта угроза, и сам он не мог сказать. Видел он себя капитаном океанского корабля, как стоит он на мостике в штормы, в туманы, как входит в знакомый заштиленный порт, и ждет его на берегу… нет, не она. Хорошо бы ей весточку оставить. Он писал ей и раньше, когда ходил на Ближний Восток, но не думал Игнат, что будет получателем собственных писем. И снова ни в чем не повинна она. Она ведь не знала, что Шаповалов ей пишет.

В порт он вернулся вечером, засветло еще, разделся и улегся на койку в общежитии призывников, думая лишь о том, чтобы сном сократить ожидание. В тот вечер к нему обещал прийти знакомый рыбак, вместе они собирались выйти в ночь за дальний мыс на камбалу, но не до рыбной ловли было Игнату, и время оставалось считанное, и самого слова «камбала» отныне он не терпел.

Два раза будил его сторож, хотя Игнат не спал, а только притворялся спящим.

— Зовут тебя, Шаповалов… Слышишь? Давно ждут…

Игнат плотнее укутал одеялом голову. А утром, когда строгий и четкий профиль крейсера вырисовывался за молом и уже была подана шлюпка, шли они втроем к причалу в сопровождении дюжины призывников, откуда-то снова появился этот непоседа сторож, осторожно взял об руку Игната и в сторону отвел.

— Как же это так, Шаповалов? Ну, брат, нехорошо. Девушка больше часа ждала, а ты ни в какую… Славная девушка, вежливая такая…

Игнату почудилось: старик-сторож смеялся. Он спросил с деланным равнодушием, хотя и почувствовал, как что-то дрогнуло и рванулось внутри.

— Девушка? Что это еще за девушка может быть?

— Я ее с маленьких знаю. Капитана Волкова дочка. А зачем ты ей сдался, телепень такой, сам я удивился…

Игнат не обиделся за «телепня». Первое, о чем он подумал, бежать туда, в тополевый переулок. За три минуты весь город он промахнет… наверное успеет… Но шлюпка уже подходила к причалу, и высокий, кряжистый матрос, стоя на носу, махал бескозыркой.

Так они расстались. И целый час еще смотрел Игнат с палубы корабля на тихий городок, раскинувшийся у горных зеленых подножий, на домики нефтянников, взобравшиеся на крутизну, пока не канула в море дальняя, последняя вершина, а с нею и все, что он здесь пережил.

В боях за Севастополь, в самые трудные дни обороны Шаповалов был трижды ранен. К тому времени имя его четыре раза прозвучало в приказах-благодарностях командира перед замершим строем притихшего корабля.

Темной, ненастной ночью, когда так просто затеряться в чернильной хляби моря, выходил он к румынскому берегу на шлюпке с четырьмя товарищами, и доставили они на крейсер двух эсесовцев-офицеров. Тогда командир узнал, что делать дальше. Груженый вражеский танкер был настигнут в пути. Он пытался отстреливаться и взлетел на воздух, брызнул на самое небо пламенем из железного нутра.

Стоя на вахте в виду Одессы, Шаповалов заметил перископ подводной лодки; он только крикнул и указал, и крейсер стремительно рванулся в атаку, и глубинные бомбы полетели за борт. Там, где враг готовился к торпедному удару, после ширились, растекались маслянистые пятна и долго лопались пузыри.

Недаром прошли для Игната две недели отпуска в Туапсе. Он твердо решил сдержать данное ей слово, — пусть сказанное про себя, все равно, — отслужит он действительную, на штурмана экзамен будет сдавать. Жадно читал он лоции, справочники, наставления, все, что касалось морского дела. Мысленно все это делал он наперекор Василькову и чтобы капитану доказать, и ей… Он надеялся еще встретиться, и верил, что помнила она о нем, и письма писал, теперь уже не до востребования.