— Нет! Нельзя же…
— Какого черта? — сказал я, оттолкнув его руку. — Хотите одевайте сами.
Коллинсон покрылся потом, сглотнул и забормотал:
— Нет, нет! Как я могу… — И не закончив отошел к окну.
— Она предупреждала меня, что вы идиот, — сказал я ему вдогонку и обнаружил, что надеваю на нее коричневую с золотом блузку задом наперед. Помощи от Габриэлы было как от манекена, но по крайней мере она не сопротивлялась, когда я ее вертел, и сидела как посадили.
К тому времени, когда я облачил ее в пальто и шляпу, Коллинсон отошел от окна и стал засыпать меня вопросами. Что с ней? Не надо ли вызвать врача? Не опасно ли вести ее на улицу? А когда я поднялся, он забрал ее у меня и, поддерживая длинны ми, сильными руками, залепетал:
— Габи, я Эрик. Ты меня узнаешь? Скажи что-нибудь. Что с тобой, милая?
— Накачалась наркотиком, больше ничего, — сказал я. — Вы ее сейчас не теребите. Отвезем сперва домой. Берите под эту руку, я — под ту. Идти она может. Если на кого-нибудь наткнемся, знайте себе идите, я сам разберусь. Пошли.
Никто нам не встретился. Мы добрались до лифта, спустились на первый этаж и вышли через вестибюль на улицу, не увидев ни души.
На углу в «крайслере» нас ждал Мики.
— Ты свободен, — сказал я ему.
— Ладно, пока. — И он ушел.
Габриэлу мы усадили между нами, и Коллинсон завел мотор Мы проехали три квартала. Тогда он сказал:
— Вы уверены, что ее надо везти домой?
Я ответил, что уверен. Он замолчал, а еще через пять кварта лов повторил вопрос и добавил что-то насчет больницы.
— А может, в редакцию газеты? — огрызнулся я.
Еще три квартала в молчании, и опять началось:
— Я знаю одного врача…
— У меня есть дело, — сказал я. — И у себя дома мисс Леггет в ее теперешнем виде будет мне в этом деле полезна. Поэтому она едет домой.
Он насупился и сердито напал на меня:
— Вы готовы ее унизить, опозорить, подвергнуть ее жизнь опасности ради какого-то…
— Ее жизнь в опасности не больше, чем моя и ваша. Просто она немного перебрала какой-то дряни. Сама перебрала. Не я ее угощал.
Та, о ком шла речь, была жива, дышала — и даже сидела между нами с открытыми глазами, — но от происходящего была так же далека, как если бы находилась в Финляндии.
Нам полагалось повернуть на следующем углу. Коллинсон, с отвердевшим лицом и устремленным вперед тяжелым взглядом, продолжал ехать прямо и довел скорость до сорока миль.
— На следующем углу поверните! — приказал я.
— Нет! — ответил он и не повернул.
На спидометре было пятьдесят, и прохожие уже поворачивались нам вслед.
— Ну? — сказал я, выпрастывая руку, прижатую к боку девушки.
— Мы едем по полуострову на юг, — твердо сказал он. — В таком состоянии она домой не вернется.
— Вон что, — проворчал я и быстро потянулся к приборному щитку. Он отбил мою руку и, держа руль левой, выставил правую, чтобы помешать мне, если я попытаюсь еще раз.
— Не надо, — предостерег он, увеличив скорость еще на десяток с лишним миль. — Вы знаете, что с нами будет, если вы…
Я обругал его — пространно, с досадой, от души. Он повернул ко мне лицо, полное праведного негодования, — видимо, мои слова были не из тех, которые приличны в обществе дамы. И этого оказалось достаточно.
Голубой «седан» выскочил из поперечной улицы перед самым нашим носом. Коллинсон уже вернулся к своим водительским обязанностям и от столкновения уйти успел — только не успел сделать это аккуратно. От «седана» мы прошли сантиметрах в пяти, но нас занесло. Коллинсон сделал все, что мог, — он попытался овладеть машиной, вывернул в сторону заноса, но в дело вмешался бордюрный камень. Высокий и твердый, он не пожелал посторониться. Мы налетели на него боком и опрокинулись как раз на фонарный столб. Столб переломился и грохнулся на тротуар. Открытый «крайслер» выбросил нас у его основания. Из сломанного столба с шумом вырывался светильный газ.
Коллинсон, с наполовину ободранным лицом, пополз на карачках выключать зажигание. Я сел и поднял на себе девушку; она лежала у меня на груди. Правая рука и плечо у меня не действовали, онемели. Девушка всхлипывала, но никаких повреждений, кроме неглубокой царапины на щеке, я у нее не увидел. Амортизатором ей послужило мое тело. А о том, насколько хорошо оно послужило, свидетельствовали боль в груди, в животе, я спине и непослушная рука. Прохожие помогли нам подняться Коллинсон стоял, обняв девушку, и умолял ее ответить, жива ли она и так далее. Удар отчасти привел ее в чувство, и тем не менее она не понимала, в аварию мы попали или что. Я подошел, помог Коллинсону держать ее — хотя ни он, ни она в этой помощи не нуждались — и горячо обратился к разбухавшей толпе:
— Нам надо отвезти ее домой. Кто может…
Свои услуги предложил низенький толстяк в брюках гольф Мы втроем забрались к нему на заднее сиденье, и я назвал адрес Он заикнулся о больнице, но я сказал, что ей надо домой. Расстроенный Коллинсон даже не вмешивался. Через двадцать минут мы подъехали к дому Леггетов и извлекли девушку из машины Я долго рассыпался в благодарностях, чтобы толстяк не вздумал проводить нас в дом.
6. БЕГЛЕЦ С ЧЕРТОВА ОСТРОВА