Сочинения в 3-х тт. Том 2

— Просто забавно, что ты вдруг превратилась в стороннего наблюдателя. Ты забыла, что Дональд Уилсон — ас него ведь все и началось — был убит из-за тебя? Забыла, что вся история заглохла бы, не расскажи ты мне про Сиплого?

— Ты знаешь не хуже меня: моей вины во всем, что произошло, нет! — с возмущением сказала Дина. — И потом, сейчас это не имеет никакого значения. Просто у тебя плохое настроение, вот ты и цепляешься к каждому слову.

— Вчера вечером, когда ты тряслась от ужаса, что Сиплый убьет тебя, это почему-то имело значение.

— Опять ты про убийства? Сколько можно?

— По словам юного Олбери, Билл Квинт угрожал пристрелить тебя, — сказал я.

— Прекрати!

— Ты обладаешь удивительной способностью возбуждать в своих дружках кровавые инстинкты. Олбери прикончил из-за тебя Уилсона. Сиплый охотится за тобой. Даже я не избежал твоего влияния. Посмотри, в кого я превратился. Да и Дэн Рольф, мне кажется, еще попытается свести с тобой счеты.

— Дэн? Ты спятил. Да ведь я…

— Знаю, ты подобрала и приютила чахоточного доходягу. Ты дала ему крышу над головой и много-много опиума. Поэтому он у тебя на побегушках, ты хлещешь его при мне по щекам и вообще с ним не церемонишься. А ведь он в тебя влюблен. В одно прекрасное утро, помяни мое слово, ты проснешься и обнаружишь, что он отвернул тебе голову.

Она вздрогнула, встала и засмеялась.

— Несешь какую-то ахинею, — сказала она и унесла пустые стаканы на кухню.

А я закурил и задумался: что же все-таки со мной происходит, уж не свихнулся ли я, и откуда у меня такие предчувствия — не иначе нервы совсем расшатались.

— Если не хочешь уезжать, напейся в стельку и забудь обо всем на свете, — посоветовала мне Дина, вернувшись с наполненными стаканами. — Я налила тебе двойную порцию джина — не повредит.

— Ахинею несешь ты, а не я, — сказал я, сам не знаю зачем. — Стоит мне заговорить об убийстве, как ты на меня набрасываешься. Типично женская логика: если этой темы избегать, то ни один из многочисленных потенциальных убийц никогда не посягнет на твою жизнь. Глупо же. Мы с тобой можем говорить все что угодно, а Сиплый все равно…

— Перестань, прошу тебя! Да, я глупая. Я боюсь слов. Я боюсь его. Я… Господи, я же просила тебя расправиться с ним! Почему ты этого не сделал?

— Прости, — совершенно серьезно сказал я.

— Ты думаешь, он…

— Не знаю… боюсь, ты права. Но говорить об этом бесполезно. Вот пить — дело другое, хотя этот джин сегодня что-то меня не берет.

— Дело не в джине, дело в тебе. Хочешь кое-что покрепче?

— Сегодня я и нитроглицерин выпил бы.

— Что-то в этом роде я тебе и принесу, — пообещала она.

Дина пошла на кухню, звякнула бутылками и принесла стакан с какой-то жидкостью, которая по виду ничем не отличалась от того, что мы до сих пор пили.

— Опиум Дэна? — спросил я, понюхав жидкость. — Он, кстати, еще в больнице?

— Да, у него вроде бы перелом черепа. Ну-с, мистер, попробуйте этот божественный напиток!

Я сделал глоток джина с наркотиком, и вскоре мне стало легче.

Мы выпивали и беседовали, а мир вокруг сделался лучезарным, радостным — земной рай, да и только.

Потом вслед за Диной я опять перешел на джин, но не удержался и выпил еще один стакан дьявольской смеси спиртного с наркотиком.

Прошло еще какое-то время, и я придумал себе игру: во что бы то ни стало сидеть с открытыми глазами, хотя я все равно уже ничего не видел. Догадавшись, что Дина этот фокус раскусила, я перестал себя мучить.

Последнее, что я помню: она укладывает меня на диване в гостиной.

XX СЕМНАДЦАТОЕ УБИЙСТВО

Мне снилось, что я в Балтиморе: сижу на скамейке в Гарлем-парке и смотрю на фонтан, а рядом со мной женщина в вуали. Я пришел сюда с ней. Это моя хорошая знакомая. Но вдруг я забыл, кто она. Из-за длинной черной вуали мне не видно ее лица.

Я подумал, что, если я заговорю с ней и она мне ответит, я узнаю ее по голосу. Но я никак не мог придумать, с чего начать, и наконец спросил, знает ли она Кэрролла Харриса.

Она что-то ответила, но я не расслышал: ее голос потонул в грохоте падающей воды.

На Эдмондсон-авеню показались пожарные машины. С криком: «Пожар! Пожар!» — она вскочила и бросилась за ними следом. И тут, услыхав ее голос, я понял, что это очень близкий мне человек, побежал за ней, но и она, и пожарные машины куда-то исчезли.

Где я только не побывал в поисках этой женщины: бродил по Гей-стрит и по Маунт-Ройэл-авеню в Балтиморе, по Колфакс-авеню в Денвере, по Этна-роуд и Сент-Клер-авеню в Кливленде, по Маккинни-авеню в Далласе, по Ламартин-стрит, Корнелл-стрит и Эмори-стрит в Бостоне, по бульвару Берри в Луисвилле, по Лексингтон-авеню в Нью-Йорке, пока наконец, оказавшись на Виктории-стрит в Джексонвилле, я опять не услышал ее голос, хотя самой ее не видел.

Я шел по улицам, а вдалеке звучал ее голос. Она повторяла чье-то имя, не мое, какое-то совершенно неизвестное мне имя, но куда бы я ни шел, как бы ни торопился, голос ее не становился ближе. Где бы я ни был, на главной улице Эль Пасо или в парке Гранд-серкес в Детройте, ее голос находился на одинаковом расстоянии от меня. А потом вдруг голос пропал.