Гилберт Уайнент, высокий, худой, бледный блондин восемнадцати лет, с небольшим подбородком под несколько слабым ртом, был на два года моложе своей сестры. Большие, исключительно чистые голубые глаза и большие ресницы придавали его внешности нечто женственное. Я надеялся, что он уже не такое хныкающее, маленькое, надоедливое существо, каким был в детстве.
Йоргенсон внес коктейли. Мими принялась настаивать, чтобы я рассказал о ранении. Я рассказал ей, придавая всему еще меньшее значение, чем это было на самом деле.
— Но почему он пришел к тебе? — спросила она.
— Кто его знает. Я сам бы хотел это знать. Полиция тоже хотела бы знать.
Гилберт вступил в разговор:
— Я где-то читал, что, когда закоренелых преступников обвиняют в том, чего они не совершали, даже в чем-то незначительном, они более болезненно воспринимают это, чем обычные люди. Как вы считаете, мистер Чарлз?
— Вероятно.
— За исключением тех случаев, — добавил Гилберт, — когда это что-то большое, — понимаете, что-то, что они сами хотели бы сделать.
Я снова ответил, что вполне возможно.
Мими порекомендовала:
— Ты не деликатничай с Гилом, если он начнет говорить глупости, Ник. У него голова сильно забита чтением. Сделай нам еще один коктейль, милый.
Он пошел за миксером. Нора и Йоргенсон стояли в углу, разбирая пластинки.
Я проговорил:
— Получил сегодня телеграмму от Уайнента.
Мими утомленно оглядела комнату, затем наклонилась вперед и спросила почти шепотом:
— Что в телеграмме?
— Хочет, чтобы я нашел ее убийцу. Была сегодня послана из Филадельфии.
Она тяжело дышала.
— Ты будешь это делать?
Я пожал плечами.
— Я передал ее в полицию.
Вернулся Гилберт с миксером. Йоргенсон и Нора поставили на проигрыватель «Маленькую фугу» Баха. Мими быстро выпила коктейль и попросила Гилберта налить еще. Он сел и произнес:
— Я хочу узнать, можете ли вы определить наркомана, только посмотрев на него? — Он дрожал.
— Очень редко. А в чем дело?
— Меня просто интересует это. Даже если они настоящие наркоманы.
— Чем больше они принимают наркотики, тем больше возможности увидеть, что тут что-то не так. Но не всегда можно быть уверенным, что это наркотики.
— Еще один вопрос. Гросс говорит, что, когда тебя бьют ножом, ты в это время чувствуешь только толчок и только потом появляется боль. Это так?
— Да, если удар силен и нож довольно острый. С пулей то же самое. Ты только чувствуешь удар, а если пуля небольшого калибра, то и толчок совсем небольшой. Остальное появляется, когда туда попадает воздух.
Мими выпила свой третий коктейль и объявила:
— Мне кажется, что вы оба сегодня отвратительны, особенно после того, что случилось с Ником. Попытайся найти Дорри, Гил. Ты должен знать некоторых из ее друзей. Позвони им. Я думаю, что она уже пробирается домой, но все же беспокоюсь.
— Она у нас, — успокоил ее я.
— У вас?
Возможно, что ее удивление было искренним.
— Она пришла к нам в обед и спросила, может ли побыть у нас немного.
Мими сдержанно улыбнулась и покачала головой.
— Эта молодежь. — Она перестала улыбаться. — Немного?
Я кивнул. Гилберт, очевидно желая задать мне еще один вопрос, не проявил интереса к этому разговору между матерью и мной. Мими снова улыбнулась.
— Извини, что она причиняет вам неудобства, но я испытала облегчение, когда узнала, что она у вас, а не Бог знает где. Она кончит дуться к тому времени, когда вы вернетесь. Пошлите ее, пожалуйста, домой. — Она налила мне коктейль. — Вы были очень добры к ней.
Я промолчал. Гилберт начал спрашивать:
— Мистер Чарлз, а преступники, я имею в виду профессиональные преступники, обычно…
— Не перебивай, Гил, — прервала его Мими. — Вы пошлете ее домой, ладно? — Звучало приятно, но это была та королева Франции, о которой говорила Дороти.
— Она может остаться, если захочет. Она нравится Норе.
Мими погрозила мне пальцем.
— Но я не разрешу вам портить ее. Полагаю, она наговорила вам много вздора обо мне?
— Она говорила что-то насчет побоев.
— Вот те на! — воскликнула она самоуверенно, как будто это укрепило ее точку зрения. — Нет, вам придется послать ее назад, Ник.
Я кончил пить свой коктейль.
— Ну что? — гнула она свое.
— Если она хочет, то может остаться с нами, Мими. Нам нравится, когда она у нас.
— Это смешно. Ее место дома. Я хочу, чтобы она была здесь. — Это было немного резко. — Она только ребенок. И вам не нужно поощрять ее глупости.
— А я ничего не поощряю. Если она захочет остаться, то пусть остается.
Голубые глаза Мими сверкали от гнева.
— Она мой ребенок и должна слушаться меня. Ты был к ней очень добр. Но дело здесь не в том, что ты добр к ней или ко мне. Я не потерплю этого. Если ты не пошлешь ее домой, я сама приведу ее. Я бы не хотела спорить по этому поводу, но… — Наклонилась вперед и намеренно отчеканила слова: — Она должна прийти домой.
Я предложил:
— Давай не будем ругаться, Мими.
Она посмотрела на меня, как будто хотела признаться в любви.
— Это угроза?
— Хорошо, пусть меня арестуют за хищение ребенка, добавят за развращение малолетних и издевательство над ними.
Она вдруг взорвалась: