Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор

Потом он сказал, что от того, как мы поведем себя в создавшейся ситуации, зависит не только перспектива войны, но и дальнейшая жизнь человечества. Он раньше не прибегал к таким высоким словам, хотя бывали очень сложные положения и принимались очень трудные решения. Но сегодня только такие чрезвычайные слова точно отвечают чрезвычайности момента. Возникла возможность совершить еще не слыханный в истории поступок - спасти от голода тех, кто держит против нас оружие. Он повторяет - история еще не знала, чтобы протягивали руку помощи тому, кто поднимает на тебя меч. Все совершалось по-иному - радовались беде врага, ликовали, когда он погибал, такова обычность войны. И ему могут сказать - а разве у нас не война? Так будем действовать по-военному! На войне как на войне! Но он возразит - а разве обычность войн предотвращала их? Если один пересиливал и побеждал, то другой замыкался и копил силы для реванша. Всякая война, даже начавшаяся из-за пустяков, порождает страшное дитя - взаимную ненависть. Но ненависть - это не только политика государств, это рак души. Ненависть не рождает дружбы, даже примитивного сотрудничества, даже равнодушного сосуществования. Ненависть побуждает ненавидящего все снова и снова бросаться на своего врага. Вдумайтесь, как мы планируем победу в войне? Мы видим ее в том, чтобы одолеть в новом сражении, в «решающей битве», так это называется на военном языке. Победа для нас в одном - настолько ослабить врага, чтобы он поднял руки. Это, конечно, победа, но настоящая ли? Руки враг поднял, а что творится в его душе? Появилась ли в ней любовь к нам, нет, не любовь, простая дружба, нет, не дружба, обычное благожелательство, простенькое добрососедство? Говорю и снова говорю: ненависть не тот фундамент, на котором строят благополучие! И вот появилась уникальная возможность нанести удар в глубину души врага, в тот глухо замурованный тайник, где клокочет ненависть к нам. Ударить по ненависти любовью, сразить нетерпимость великодушием, преодолеть отвращение приязнью - да ведь это сражение не в уже возникшей войне, а сражение с самим понятием войны, выжигание того болота, где кишат и плодятся, постоянно возобновляясь, отвратительные миазмы вражды, подозренья, ненависти. Вот такая появилась у нас необыкновенная возможность! Неужели мы окажемся недостойны великой миссии, открывшейся нам? Да, мы можем проиграть - и вместо объятий с недавним врагом увидеть у него, усиленного нашей же помощью, импульсатор, наставленный нам в грудь. Я и этого варианта не исключаю, я вижу его так же отчетливо, как вы. Но если ненависть, злое сердце войны, бросит наши армии на взаимное истребление, то ведь негодование в наших душах на коварство врага не ослабит, а усилит нас. И при любой черствости граждан его страны, при любой слепой преданности его солдат приказам своих командиров, какая-то часть его людей будет все же покорена нашим великодушием, а это не усилит, а ослабит его армии - тоже факт в нашу пользу. Я предлагаю ответить согласием на просьбу женщин Клура, захвативших на несколько часов стереостанцию. Я слышу в их призывах глубинный голос народа этой страны. Я прошу оказать продовольственную помощь населению Клура и Корины!

Он говорил эту речь стоя, как и почти все свои речи. Когда он сел, все уставились на меня. И Гамов смотрел на меня и ждал, что я отвечу. И Пустовойт, и Бар, и Вудворт, и Пеано, и Гонсалес, и Штупа, и Прищепа, и Исиро не отводили от меня глаз. Я понимал, что должен первый ответить на призыв Гамова, но мне было трудно. До сих пор, то сразу соглашаясь, то споря и возражая, в конечном итоге я следовал за Гамовым. Сейчас такому покорству пришел конец - не один Гамов догадывался, что я скажу.