Сочинения в 3 томах. Том 2: Хрустальная пробка. Золотой треугольник. Виктор из светской бригады. Зубы тигра

В конце концов вражеская шрапнель положила конец головокружительным выходкам Бельваля. Тяжело раненный в голову, он был отправлен в парижский госпиталь на Елисейских полях. И почти в то же время там появилась матушка Коралия.

Бельвалю сделали трепанацию черепа и последствия ее были мучительны. Однако он мужественно переносил страдания и даже поддерживал своих товарищей по несчастью, которые питали к нему восторженную привязанность. Капитан часто подтрунивал над ними, утешал, заставлял смеяться даже в самых мрачных ситуациях.

Однажды в госпиталь явился фабрикант и предложил сделать для Патриция искусственную ногу.

— Фальшивую ногу? — притворно изумился он в ответ на предложение. — Но к чему же? Разве только для того, чтобы обманывать людей, уверяя, что одна из моих ног вовсе не деревянная, а самая настоящая. Значит, милостивый государь, вы убеждены, что быть калекой — позор, что французский офицер, пострадавший за свою родину, должен это скрывать, как нечто постыдное?

— Да нет же, нет, капитан, напротив, — защищался огорошенный приемом негоциант.

— И сколько же стоит ваша игрушка?

— Пятьсот франков.

— Пятьсот франков! И вы воображаете, что найдется человек, способный выбросить такие деньги за деревянную ногу, тогда как останутся тысячи бедняков, которые будут довольствоваться простой деревяшкой?

Солдаты, соседи по кроватям, замерли от восторга. Матушка Коралия слушала и улыбалась. Что бы только не отдал Бельваль за эту улыбку!

Патриций увлекся Коралией с первого взгляда. Его трогала и ее тихая красота и нежность, с которой она склонялась над больными, пленяла грация движений. С первых мгновений она очаровала его голосом, походкой, легкой и неслышной. Он чувствовал, что это хрупкое существо нуждается в покровительстве.

Время показало, что капитан оказался прав, и был бесконечно счастлив, когда ему удалось вырвать Коралию из рук похитителей.

…Дождь из искр все продолжал литься на землю и, наблюдая его, Бельваль решил, что источник его находится где-то около Сены, между Трокадеро и вокзалом Пасси.

— Поднимемся выше, оттуда будет виднее, — сказал он себе.

На лестнице третьего этажа капитан заметил, что из-за двери комнаты Я-Бона проникает свет. Он заглянул в нее. Я-Бон спал в кресле перед разложенными на столе картами. На его плече храпела необычайно уродливая женщина. Рот ее был открыт, и в нем виднелись неровные черные зубы, а кожа лица, грубая и темная, лоснилась от жира. Это была кухарка Анжель.

Патриций наблюдал их с самым удовлетворенным видом. Уж если Я-Бон нашел себе возлюбленную, то и другие изуродованные герои войны могут не терять надежды на счастье.

Он дотронулся до плеча сенегальца, тот проснулся и улыбнулся или, вернее, улыбнулся прежде, чем проснулся, почувствовав приближение капитана.

— Ты мне нужен, Я-Бон.

Я-Бон заворчал от удовольствия и оттолкнул Анжель, которая упала на стол, но не проснулась.

Бельваль и Я-Бон вышли на улицу. Отсюда дождь из искр был менее заметен, его скрывали кроны деревьев. Они прошли по бульвару, сели в трамвай и доехали до проспекта Генри Мартэн. Оттуда было рукой подать до улицы Тур, которая упирается в Пасси.

По дороге Бельваль не переставал поверять свои планы Я-Бону, хотя знал, что тот особенно много не поймет. Но это у него стало привычкой… Я-Бон, его боевой товарищ и денщик, был предан Патрицию как собака. По странному совпадению их оперировали в один и тот же день, ранены в голову они были одновременно. Я-Бон был убежден, что все это случилось по повелению свыше и гордился одинаковой участью со своим капитаном. Он искренне верил, что и умрет в один день с ним.

Бельваль отвечал на эту рабскую привязанность дружеским отношением, но это не мешало ему частенько подтрунивать над Я-Боном, что неизменно приводило того в самый неистовый восторг. Сенегалец играл роль пассивного собеседника, советы которого не принимаются в расчет, но который отвечает за все неудачи…

— Что ты обо всем этом думаешь, господин Я-Бон? — спрашивал капитан, идя с ним по улице. — Мне думается, что все это продолжение той же истории.

Одни звуки, которые произносил Я-Бон, означали «да», а другие — «нет».

— Да, — промычал он.

— Стало быть, ты не сомневаешься, что матушке Коралии грозит новая опасность?

— Да…

— Хорошо… Значит, нам теперь остается узнать, откуда этот дождь искр… Вспомнив, что цеппелины восемь дней тому назад нам нанесли визит, я думаю… Ты меня слушаешь?

— Да…

— Думаю, что это сигнал какого-нибудь изменника, извещающий о новом набеге.

— Да…

— И вовсе не да… А нет… — рассердился капитан. — Как это может быть сигнал для цеппелина, когда из утреннего разговора в ресторане можно было понять, что этот дождь был уже дважды перед самой войной… Да и почему это непременно означает сигнал?

— Нет…

— Как нет! А что же тогда, по-твоему? Уж лучше бы ты молчал. По правде сказать, я тоже этого не знаю и даже догадаться не могу. Это сложная штука, я тебе скажу, и не по моим силам.

Пройдя улицу Тур, Патриций остановился. Он не знал, куда теперь идти. Небо было темным, искры пропали.