Сочинения в четырех томах. Том 3

— А ты готов… ну, скажем, если возникнет такая ситуация, засвидетельствовать все это официально?

— Конечно. Но это будут только мои показания. Кто же еще подтвердит…

— И все-таки лучше, чем ничего.

— Есть другой способ, более действенный.

— Какой? — быстро спросил он.

— Найдите предлог прикрыть лавки Бостона. Тем самым мы отрежем Вьерстероду путь к его пастбищу. Без лавок вся эта возня с фаворитами потеряет смысл. Если уж нельзя привлечь его к судебной ответственности, можно хотя бы попытаться выжить его отсюда в Южную Африку.

Последовала долгая пауза. Он погрузился в размышления. Я терпеливо ждал, пытаясь угадать, что у него на уме. Наконец он спросил:

— Что ты хочешь получить за сотрудничество с нами?

— Эксклюзивное право для «Блейз».

— Ну, само собой.

— Желательно, — продолжал я, — чтобы за «Блейз» была официально признана ее роль в деле освобождения рынка ставок от мошенничества. Одна маленькая заметка, никаких подробностей. Пара намеков о том, что, если бы не положение о диффамации, все факты могли бы выплыть наружу.

— Убей меня Бог, не пойму, какая охота тебе тратить время и силы на этот паршивый листок!

— Там хорошо платят, — ответил я. — И вообще, это стоящая газета. Меня вполне устраивает.

— Обещаю одно, — с улыбкой произнес он, — если с твоей помощью мы избавимся от Вьерстерода, стану регулярным подписчиком «Блейз».

От Эрика Юлла я поехал домой. Если он, самый молодой и энергичный из распорядителей, возьмется за дело, можно считать, этот южноафриканский гусь на пути к духовке и скоро запахнет жареным. Правда, не исключено, что в один прекрасный день, прочитав «Блейз», он пошлет кого-нибудь прирезать шеф-повара. Но это не слишком беспокоило меня. Как-то не верилось, что такое может случиться.

Элизабет попросила мисисс Вудворд постелить ее любимое бледно-розовое с кружевными прошивками белье. Я поглядел на нее испытующе. Волосы уложены, как никогда, тщательно. Грим безупречен.

— Ты сегодня хорошенькая, — осторожно заметил я.

Облегченно-страдальческое выражение появилось на ее лице. Меня вдруг пронзила догадка, я понял, что заставило ее прибегнуть к таким отчаянным мерам — ожившая боязнь показаться неприглядной и сварливой и страх, что тогда я брошу ее. Неважно, что вчера я выслушал справедливые упреки. Сегодня меня следовало задобрить любой ценой, удержать своей привлекательностью, очаровать незаметными ухищрениями, умолить остаться.

— Хорошо провел день? — спросила она высоким надтреснутым голосом.

— Да, прекрасно… Хочешь выпить?

Она покачала головой, но я все равно налил ей стаканчик и закрепил в держателе.

— Я попросила миссис Вудворд найти кого-нибудь деть со мной вечерами, чтобы ты мог почаще выходить из дому…

— Но я вовсе не хочу выходить чаще, — запротестовал я.

— Нет, ты должен!

— Да нет же!

Я сел в кресло и отпил добрый глоток почти неразбавленного виски. Алкоголь, подумал я, в трудных случаях жизни предоставляет нам лишь небольшую отсрочку. А иногда только усугубляет неприятности. Так или иначе, но напиваться в наши дни слишком дорогое удовольствие.

Элизабет не ответила. Я посмотрел на нее и увидел, что она опять тихо плачет. Слезы катились по щекам и исчезали в волосах на висках. Я вынул из коробки салфетку и вытер их. Знала ли она, что вид этих слез был для меня куда страшнее любых проявлений гнева.

— Я старею, — сказала она, — а ты по-прежнему молод, Тай. Ты такой… сильный… загорелый… и молодой.

— А ты такая бледненькая и хорошенькая и выглядишь лет на пятнадцать, не больше. Перестань расстраиваться.

— Сколько лет… этой девушке?

— Ты же сказала, что ничего не хочешь о ней знать.

— Да, пожалуй, не хочу…

— Забудь о ней, — сказал я. — Все, что с ней связано, не имеет никакого значения. Она мне безразлична. Совершенно безразлична! — Голос мой звучал убедительно даже для самого себя. Я хотел бы, чтобы все это было правдой. Вопреки ее чудовищному предательству где-то в самой потаенной глубине сердца жила надежда на встречу с ней. Я сидел в кресле, сжимая в руке стакан с виски, и вспоминал: Гейл у себя дома на белом пушистом ковре, Гейл в гостинице…

Немного погодя я нехотя поднялся и пошел на кухню готовить ужин. Опять рыба. Отвратительно мелкие кусочки замороженной камбалы. Я жарил и ел их с отвращением, кормил Элизабет, когда рука у нее уставала. Весь вечер она провела в трогательных попытках быть со мной как можно приветливее, преувеличенно благодарила за каждую пустяковую услугу, без конца извинялась, что вынуждена отрывать меня от дел, изо всех сил старалась скрыть, как она встревожена, смущена и несчастна, и почти преуспела в этом. Худшего наказания для меня она не могла бы придумать.

Поздно вечером того же дня у Тиддли Пома начались резкие колики в желудке.

Нортон Фокс не застал на месте ни Люка-Джона, ни Дерри, они уже давно ушли домой. Домашних адресов в «Блейз» не сообщали никогда, сколь срочно ни было бы дело. Моего телефона Нортон тоже не знал.

Сильно встревоженный, он по совету ветеринара позвонил Ронси и рассказал ему, где находится лошадь и что они предпринимают для спасения ее жизни.

Глава 12