Сочинения в четырех томах. Том 3

Как же я глупа. И что это я устраиваю драму из-за этого обнаженного мужского тела, лежащего рядом со мной? В конце концов, он просто профессиональный агент, который выполнил свою работу. Его научили пользоваться оружием убивать людей. Что в этом замечательного? Храбрый, сильный, безжалостный с женщинами — это его профессиональные качества, за них ему платили. Он был кем-то вроде шпиона, шпиона который сегодня меня любил. Даже не любил. Переспал со мной. Почему я должна делать из него своего героя, клясться, что никогда его не забуду? Неожиданно у меня появилось острое желание разбудить его и спросить: «Ты можешь быть хорошим? Добрым?»

Я повернулась на бок. Он спал и спокойно дышал, уткнувшись головой под левую подмышку. Правая рука была засунута под подушку. Снова ярко светила луна. Через занавески просачивался красный свет. Я низко склонилась над ним, вдыхая запах мужчины, сгорая от желания дотронуться до него, провести рукой по его загорелой спине до самого того места, где загар резко сменялся белой, кожей, не загоравшей под плавками.

Я долго смотрела на него, потом снова легла на место. Нет, все же он был именно таким, каким я его себе представляла. Да, он был создан для любви.

Красные занавески на другом конце комнаты легко колыхались. Полусонными глазами я старалась разглядеть почему. Ветер стих, и снаружи не было слышно ни звука. Я лениво перевела взгляд на другое окно. Здесь занавески были недвижимы. Должно быть с озера дул легкий ветерок. Да спи ты, ради бога, — сказала я себе.

И тут неожиданно занавески с шуршанием раздвинулись и огромное, блестящее, похожее на репу лицо, освещенное луной заглянуло в комнату.

Я никогда не думала, что волосы действительно могут вставать дыбом. Я думала, что это придумали писатели. Но теперь я сама слышала, как, поднимаясь, они терлись о подушку и ощутила прикосновение воздуха к коже головы. Я хотела закричать, но звук замер в горле. Я буквально окаменела. Я не могла пошевелить ни ногой ни рукой. Я думала, что эти выражение тоже взяты из художественной литературы. Но это было правдой. Я просто лежала и таращила глаза. Физически почти я ничего не ощущала. Я не могла шелохнуться — лежала как доска. Лицо за окном ухмылялось. Вероятно, от физического усилия зубы оскалились, как у зверя. Лунный свет отражался от зубов, глаз и от макушки лысого черепа — все это было похоже на детский рисунок. Лицо привидения медленно поворачивалось, рассматривая комнату. Оно увидело белую кровать, очертания двух голов на подушке. Голова прекратила вертеться и рядом с ней появилась рука, а в ней — блестящий металл. Рука неуклюже нанесла удар по окну и разбила стекло.

Звон стекла заставил меня очнуться от оцепенения. Я закричала и толкнула Джеймса в бок. Вероятно, его еще раньше разбудил звук разбиваемого стекла, а я своим толчком, даже, наверное, помешала ему прицелиться. Затем раздался грохот двух выстрелов и жесткий звук пули, расплющивающихся о стену над моей головой. Голова исчезла.

— С тобой все в порядке, Вив? — Голос был нетерпеливым, с нотками отчаяния.

Он убедился, что со мной ничего не случилось, не стал ждать ответа. Кровать сотряслась и неожиданно проем двери осветился лунным светом. Он бежал так тихо, что я не слышала его шагов по бетонному полу на стоянке машин, но могла явственно представить себе, как он распластывается по стене и петляет из стороны в сторону. Я просто лежала, оцепенев от ужаса — еще одно литературное выражение, но очень точное, — засыпанная острыми осколками стекла, и вспоминала ужасную блестящую похожую на репу голову, которая должно быть, принадлежала привидению.

Джеймс Бонд вернулся, но не произнес ни слова. Первое, что он сделал, дал мне стакан воды. Ничего особенного, — родители всегда поступают так, если их детям приснятся кошмары. Его приход вернул комнате ее привычное очертания. Пропало ощущение, что ты находишься в черно-красной пещере с вооруженными привидениями. Затем он взял банное полотенце, подставил стул к разбитому окну, взобрался на него и занавесил окно полотенцем.

Я наблюдала за тем, как то напрягаются, то опадают его мышцы и вдруг подумала, как странно выглядит человек без одежды, если он не занимается любовью, а просто движется по комнате, выполняя какую-нибудь домашнюю работу. Я подумала, что, вероятно, следует быть нудистом, чтобы относиться к этому спокойно, но только до сорока лет. Потом сказала: — Джеймс, никогда не полней.

Он закрепил полотенце, спрыгнул со стула и рассеянно произнес:

— Не буду. Ты права. Толстым быть нехорошо.

Потом он поставил стул к письменному столу, где он стоял прежде, и взял пистолет, лежавший на столе. Проверив его, подошел к своей сложенной небольшой кучкой одежде, достал новую обойму, заменил ее, подошел к кровати и положил пистолет под подушку.