В северном промышленном районе (особенно в Северном департаменте, куда вошли прежние три провинции: Hainault, Cambresis и Фландрия) даже простейшие изобретения (так называемые «простые дженни») стали распространяться лишь к концу Директории, когда вообще хлопчатобумажная индустрия начала успешно конкурировать с полотняной. Префект Dieudonné (служивший при Консульстве) сообщает, что еще в 1791 г. некий англичанин (которого он не называет), проезжая через Лилль, продал муниципалитету усовершенствованную бумагопрядильную машину, которая должна была служить моделью, но рабочие, боясь, что машина лишит их заработка, взбунтовались и успокоились лишь тогда, когда их уверили, что машина сломана [64]
.Наконец следует упомянуть об одном темном происшествии, которое я колеблюсь причислить к определенным проявлениям интересующего нас тут порядка: неясны мотивы действий.
14 июля 1789 г. в Руане толпа разгромила механические инструменты в бумагопрядильне Garnett’a, «иностранца», как обозначает его документ [65]
. Что это были за инструменты, подробно не говорится, если не считать общего обозначения: «5 machines à carder», «4 grandes Jennys», «une grande quantité des cordes, rouages et diverses-autres pièces» и т. д.; из этого перечня (содержащегося в другом документе) [66], можно только понять, что речь идет о четырех усовершенствованных «дженни», тогда еще вовсе почти не известных во Франции. Их часто обозначали словами «les grandes Jennys». Не известно, какая именно «толпа» громила бумагопрядильню, каковы были мотивы разгрома и т. д.Сокращение производства и безработица, угнетавшая самые промышленные районы страны с конца 1791-го, а особенно с весны 1792 г., обострившиеся в это время сравнительно с периодом 1790–1791 гг., вызывали жалобы, мольбы о помощи, кое-где попытки ограничить рынок рабочего труда, сократить искусственно предложение рабочих рук. Но в общем, как мы видели, не в этих районах, а среди рабочего населения больших торговых портов, Марселя и Бордо, дело дошло уже в 1791–1792 гг. до попыток стачечного движения. Это объясняется, конечно, не только сосредоточением в обоих городах большой массы рабочих, но также и тем, что морская торговля пережила обострение кризиса позже, нежели промышленность: только с начала 1793 г., когда к коалиции примкнула Англия и моря сделались в высшей степени опасны для французского торгового флота, началось разорение Бордо и Марселя. А до тех пор рабочие, кормившиеся от морской торговли и судостроения, а также служившие в этих городах у булочников, портных, сапожников и т. п., еще не испытывали всех ужасов безработицы, их руки еще были нужны, и их движение поэтому еще могло принять форму стачек.
Но был город, который по составу рабочей массы и по общим экономическим условиям не походил ни на центры промышленных районов, вроде Руана, Амьена, Седана, Сомюра и тому подобные, ни на обе «столицы французской торговли».
1. Париж не походил на промышленные центры именно тем, что он