Сочинения в двенадцати томах. Том 2

Стремление сохранить для французских мануфактур возможно большее количество сырья вызвало декрет 12 плювиоза III года (31 января 1795 г.), согласно которому был воспрещен, между многим прочим, также вывоз хлопка [105]. Это воспрещение, не принося никакой пользы промышленности, губило еще не совсем уничтоженную колониальную торговлю высшими сортами хлопка. Один негоциант, занимавшийся продажей высших сортов хлопка, производимых Бурбонскими островами, обратился в Комитет общественного спасения с просьбой дозволить ему вывоз этих сортов из французских владений. Он основывал свою просьбу прежде всего на том, что эти сорта всегда были и остались слишком тонкими для французской индустрии, которая не умеет ничего из них извлечь и выделывает из них материи столь же грубые, как и из обыкновенных сортов [106], а потому французские мануфактуристы и платят за эти тонкие сорта столько же, сколько за более грубые. «Бюро торговли», на заключение которого было передано Комитетом общественного спасения это прошение, признало, что в самом деле во Франции еще не умеют обрабатывать тонкие сорта хлопка, ибо нужные для этого усовершенствованные машины («jenny-mull») еще «в очень небольшом количестве» существуют во Франции; бюро не называет при этом ни одного заведения, где бы «jenny-mull» существовали, и, кроме того, само плохо верит в то, что эти французские, хотя бы и «в очень небольшом количестве», существующие «jenny-mull» — настоящие; ибо оно тут же высказывает убеждение, что их еще надо усовершенствовать, и тогда только они могут из высших сортов хлопка выделать в самом деле товар высшего качества [107]. А потому бюро склонилось в пользу просителя, обязав его только доставлять во Францию каждый раз такое количество обыкновенного хлопка, которое было бы равно количеству вывозимого им из французских владений тонкого хлопка. Конечно, проситель не посмел сказать, что он именно англичанам будет продавать тонкий хлопок, хотя на основании всего раньше сказанного почти не может быть сомнений, что именно в их руки этот тонкий хлопок должен был попасть. Возбуждался, правда, в бюро вопрос, — не лучше ли правительству самому весь этот тонкий хлопок приобрести, чтобы лишить его Англию, но эта мысль сочувствия не встретила [108]. Так щекотливый для просителя вопрос и был благополучно для него спят с обсуждения.

Характеризуя зависимость французской фабрикации цветных полотен и бумажных материй от заграницы, я уже отметил, что французские владельцы некоторых мануфактур такого рода стремились получать из-за границы готовые белые полотняные и бумажные материи, а у себя только производили дальнейшую переработку. Конечно, при революции и после начала войны, когда сношения с германскими странами оборвались и когда, как уже сказано, получать хлопок из колоний стало тоже в высокой степени затруднительно, эта отрасль промышленности попала в чрезвычайно тяжелое положение. В сущности, оставался, если не считать всегда случайных и неверных результатов контрабанды, один выход: получать белые полотняные и бумажные материи из Швейцарии. Это и практиковали немногие уцелевшие мануфактуры в 1794–1795 гг.

Едва ли не самая крупная (после заведения Оберкампфа) мануфактура цветных материй в этот период находилась в городе Нанте и принадлежала Петипьерр и К^о. На ней еще в 1795 г. работало около 300 человек. Как же они вели свои необходимые сношения с Швейцарией? Покупать за наличные деньги бумажные материи в Швейцарии они не могли: ассигнаций никто в Европе не признавал за настоящие деньги. Во Франции они в 1795 г. потеряли больше ⁵/₆ своей нарицательной стоимости, а в Европе совсем никакой цены не имели. И вот единственный выход: вести меновую торговлю. Но как ее вести? Какой товар предложить швейцарцам? Швейцарцы нуждались в одном: в колониальных товарах и прежде всего в кофе и в сахаре. Но ведь колониальные товары, опять-таки, проскальзывали во Францию лишь там и тогда, где и когда им удавалось благополучно миновать англичан, крейсировавших на Атлантическом океане, на Средиземном море и пресекавших сношения метрополии с колониями. «Заколдованный круг» замыкался. Но оказывался, по крайней мере в теории, один исход, и к нему-то промышленники обратились. «Законодатели! мы повергли на ваше усмотрение, что у нас есть одно только средство добыть бумажные материи, производя обмен со Швейцарией, у нас есть одно только средство уплатить там за 6 тысяч штук, которые мы 8 месяцев тому назад оттуда вывезли;… мы просим вас прислать нам приказ о реквизиции, который уполномочил бы нас потребовать реквизиционным способом 150 тысяч фунтов кофе. При помощи этого мы будем в состоянии достать еще 6 тысяч штук бумажных материй, нужных нам для фабрикации, и мы ликвидируем все, что мы должны за (прежние) 6 тысяч штук, которые дали работу нашим рабочим на весь прошлый год» [109]. Так взывали в сентябре 1794 г. упомянутые нантские фабриканты цветных материй Петипьерр и К^О.