Сочинения в двенадцати томах. Том 2

Еще до осады и усмирения Лиона шелковая промышленность там страшно пала. Достоверных цифр, конечно, нет. По свидетельству комитета торговли, из 60 тысяч рабочих, которые работали на лионские мануфактуры, 30 тысяч уже с конца 1792 г. были «без работы и без хлеба» [22]. Комитет был этим серьезно обеспокоен, тем более что весь юг Франции, поставлявший для лионских мануфактур ежегодно от 35 до 40 тысяч квинталов шелкового сырца ценностью около 80 миллионов ливров [23], был очень серьезно заинтересован в предохранении шелковой индустрии от гибели. Комитет особенно настаивал перед Конвентом, что указываемая цифра — 30 тысяч безработных — будто бы тщательно проверена [24].

В 1797 г. официально признавалось даже, будто до августа 1793 г. на лионских шелковых мануфактурах еще работало около 40 тысяч человек, а число станков было 18 тысяч [25]. После осады и усмирения, после господства максимума и реквизиций осталось всего около 2 тысяч станков, и масса рабочих рассеялась по свету. Многие эмигрировали за границу, многие были забраны в армию; даже и то, что «осталось», 2 тысячи станков, нужно понимать так, что столько уцелело их от разгрома, но и они работают далеко не все: нет рабочих [26], нужно делать специальные затраты из казны, чтобы опять подготовить исчезнувшие кадры знающих технику дела людей. И в стране, стонавшей от безработицы, лионские фабриканты не могут найти нужные для их 2 тысяч станков рабочие руки… Дело в том, что безработные толпами покидали Лион, ища себе пропитания где придется.

Рабочие шелковых мануфактур в 1793–1794 гг., когда производство окончательно пало, рассеялись как по Франции, так и по всей Европе; эта эмиграция подтверждается рядом показаний, и даже чрез 2½ года после отмены максимума представители промышленного мира города Лиона не только вспоминают об этой эмиграции [27], но констатируют, что и теперь, в 1797 г., если мануфактуры возобновят свою деятельность, то не хватит рабочих [28].

Рабочие вследствие полного своего обнищания не могут обзавестись новыми станками и инструментами, а «купцы», т. е. предприниматели, дававшие заказы рабочим, тоже разорены [29]. При таком положении вещей едва ли можно было ожидать существенной пользы от ассигнования в помощь лионской промышленности 100 тысяч ливров, что было решено сделать уже при Директории (в заседании Совета пятисот, 25 августа 1795 г. [30]). Это ничуть не помогло, и в своем послании к Совету пятисот спустя несколько месяцев президент Директории Баррас констатировал ужасающую безработицу и полный упадок производства в Лионе, где тысячи рабочих, по его словам, погибают от отсутствия занятий, от голода [31].

Летом 1797 г. «бюро торговли» города Лиона констатировало, что необходимо для подъема лионской промышленности: следить, чтобы цены на предметы первой необходимости не повышались; чтобы порядок и спокойствие не нарушались; неуклонно препятствовать вывозу из Франции сырья; поощрять ввоз сырья из-за границы; заключить «хорошие договоры» с державами, с которыми Франция примирится. Бюро просит, например, чтобы в Лионе не были расположены на постой войска, между прочим потому, что это обстоятельство повышает цены на припасы и тем самым на рабочие руки. Эпоху террора и максимума бюро вспоминает с ужасом, говоря о хозяевах мануфактур, которые «убегали или погибали на эшафоте», о рассеянии рабочих по свету, об исчезновении звонкой монеты, которую припрятывали капиталисты, и т. д. При этом с беспокойством указывается, что и теперь (в 1797 г.) вследствие колебаний в правительственной политике прочной уверенности в будущем нет в Лионе: водворение полного спокойствия внутри и мир извне — вот что необходимо им больше всего [32].

Но до конца рассматриваемого периода в этом отношении обстоятельства не изменились.

Все показания в один голос говорят, что усмирение Лиона совершенно прикончило шелковую промышленность, и без того подорванную революцией и войной, недостатком сырья и сокращением сбыта [33].

В 1795–1799 гг. лионская шелковая индустрия — это тяжкий больной, которого нужно искусственным способом заставить еще протянуть некоторое время; правительство поддерживает субсидиями еще уцелевших фабрикантов, но имеет при этом больше в виду будущее, чем текущий момент.

Некоторое улучшение в делах начинается лишь с последних времен Консульства; покорение германских стран при Империи расширило рынок сбыта шелковых материй, а подчинение Италии обеспечило приток сырья. Но до конца рассматриваемой эпохи полнейшая безработица продолжала царить в Лионе (о второстепенных пунктах сосредоточения шелковой промышленности — Туре и Ниме — нечего и говорить; они и при Наполеоне не оправились от испытаний революционной эпохи). Следует заметить, что к бедствиям Лиона власти в 1795–1799 гг. относились с особенным участием: этот город слишком тяжко пострадал от усмирения.