Сочинения в двенадцати томах. Том 2

Эти сведения разбросаны там и сям в рапортах парижской полиции, подававшихся по начальству (и изданных, как сказано во введении, Оларом) [120]. Ничего похожего у нас нет относительно какого бы то ни было другого пункта. Во всяком случае по положению столичной рабочей массы можно составить себе приблизительное представление о рабочих провинциальных городов.

Приблизительное, но не точное: при всей безотрадности своего положения парижские рабочие были в исключительно привилегированном положении.

Дело в том, что, желая поддержать порядок в столице, правительство обеспечивало Парижу около 1600 мешков муки (по 3½–4, иногда несколько больше квинталов, т. е. 350–400 фунтов в каждом), и зимой в конце 1794 г. член Комитета общественного спасения высчитывал, что «каждый человек в Париже может получать 1 фунт хлеба». Мало того: с февраля 1795 г. каждый рабочий получал 1½ фунта хлеба ежедневно; остальные граждане всякого возраста и пола — по фунту [121].

2 апреля 1795 г. Конвент декретировал, что при распределении хлеба и других съестных припасов «рабочим, ремесленникам и нуждающимся» должно быть оказываемо преимущество перед всеми другими [122]. Это — последний (по времени) декрет Конвента, касающийся рабочего класса.

Организовано это было так, что граждане, снабженные удостоверительными карточками из своих полицейских участков, являлись в булочные и тут получали приходящийся каждому 1 фунт или 1½ фунта за определенную цену, которая, впрочем, при обесценении ассигнаций была так ничтожна, что можно было приравнять эту операцию к даровой раздаче хлеба: плата в 3 су за фунт в те времена, когда фунт хлеба при обыкновенной купле-продаже стоил 10–12 (а позднее и 50) ливров, конечно, была почти совершенно нулевой величиной; иногда же — это было в известных случаях предоставлено участкам — выдавались удостоверения на даровое получение фунта или 1½ фунта хлеба. Уплачивало булочникам правительство, оно же доставляло им муку. Доставало оно эту муку: 1) закупая ее за границей и 2) путем продолжавшихся и в 1795, и в 1796, и в 1797 гг. реквизиций в провинции.

Правительство с весны 1795 г. не переставало увеличивать запасы муки для столицы: Комитет общественного спасения уже давал Парижу не 1600, а больше 1900 мешков, и Буасси-д’Англа высчитывал, что из 636 тысяч человек, составляющих население столицы, 324 тысячи получают 1½ фунта в день, а 312 тысяч — 1 фунт [123].

Но далеко не всегда старания правительства в этом отношении увенчивались успехом. Реквизиции в провинции наталкивались на ряд препятствий, на единодушное, хотя и пассивное сопротивление землевладельцев, да и прочих классов общества, боявшихся остаться совсем без хлеба. Далее, по признанию самих властей, бесчисленные злоупотребления сопутствовали этой организации продовольствия за все время ее существования. Хлеб, раздававшийся по удостоверениям, бывал часто такого качества, что им боялись отравиться, и при всем желании его иногда невозможно было есть; булочники прибегали ко всякого рода ухищрениям, чтобы продать возможно более на сторону по рыночной цене (поставив в то же время на счет правительства этот хлеб, якобы выданный по удостоверениям).

Эти исключительные милости таким образом весьма мало облегчали положение столичных рабочих.

Рабочие в Париже не переставали роптать также на недостаток других предметов первой необходимости: мыла, масла, свечей, не переставали жаловаться на то, что все предметы потребления сделались объектами спекуляции [124]. Вера в Конвент была еще в 1794 г. так велика, что рабочие говорили, что, если есть злонамеренные (спекулянты), Конвент сумеет их найти [125]. Но с наступлением зимы положение делалось все труднее, особенно тяжело ощущался недостаток свечей, ибо рабочие, работавшие на дому, были лишены возможности что-либо делать по вечерам [126]; между женами их, стоявшими в очереди перед свечными лавками, происходили побоища из-за права первенства в покупке; ропот по поводу дороговизны припасов не прекращался в течение всей зимы 1794/95 г. [127]; и именно на недостаток леса, угля, мыла жалуется городская беднота более всего [128]; 10 декабря 1794 г. в Париже у склада угля произошло большое побоище, длившееся целый день и потребовавшее вмешательства полиции и жандармов [129]. Полиция принуждена была, между прочим, удостовериться в декабре 1794 г., что все «с нетерпением ожидают отмены максимума» [130].