Сочинения в двух томах

Касающаяся небес паковская лестница сию ж показывает седмицу. От нее и через нее истекают и востекают к точке своей все фигуры, часто называясь свидетелями, стражами и ангелами, сиречь служками, мир благовест- вующими. «Слава во вышних богу…»

Иаков, так как и дед его, прозрел, что спя шутка не человеческая, но дом божий и что сия седмица есть дверь, на высокий возводящая край, а увидел также по заходе солнца. Сюда взирают и отцовские его клятвенные источники. «Очи твои — как озера в Есевоне (граде)».

Клятва, смерть и фигура есть то же.

Сии ж дни суть и семь городов божинх, и семь Иса- невских жен, как одна одного придерживающиеся мужа, и семь разоривших Иерихон труб. И конечно, небо, когда повествует славу божпю, есть труба.

Сии суть горы божий, горы тучные. Там растет рог Давида, туда восходят все колена Израиля. Туда ж идет в горнее и Мариам. Там оленей и рождающих олениц стадам место. «Перейдем к Вифлеему…» «Там родила тебя мать твоя».

Сюда взирает и Даниил Meingard [485] с крючками своих седьмин. И идущие в Галилею и Павел, и Стефан. «Знаю человека». «Тело его как фарсис» (камень). «Как вознеслось великолепие его». «Се вижу небеса отверзнутые». «Придите, взойдем на гору господню». Там мир Израилю п гавань всем фигурам! «Почил в день седьмой».

Предел 16–й О БЕСКОНЕЧНОЙ ПРОСТРАННОСТИ И НЕПРОХОДИМОСТИ ДОМА БОЖИЕГО

Узнав день, узнаешь седмицу, а сию познав, познаешь бытия книгу и прочие, как отрасли ее. А хотя в сем непроходимом лабиринте не всякую дверь отворить можно, но уже знаешь, что под той печатью не иное что, как только божие таится сокровище. Довлеет тебе, что получил исход и что дарена тебе шелкового клубка нить от царевны Ариадны [486], путеведущая тебя из сего лабиринта на пространство.

Иерусалимская Ариадна есть Раав, освободившая из Иерихона шпионов Иисусовых обвязанною у окна червленою верейкою. Сия веревочка вождь нам есть во миогосвязанпых чертогах дома божиего, разделяющая Фареса от Зары, свет от тьмы[487].

Сею веревкою межует Навип землю, а но сей мере кушает Иезекииль священные хлебы и воду. «Веревка червленна — уста твои». «Видел, и се муж и в руке его веревка землемерная». «Ею же мерь…» «Возмерится вам».

К чему желать все перезнать? Ненасытная есть забава гулять по соломоновским садам и домам, а не все высмотреть. Искать и удивляться значит то же. Сие движение веселит и оживляет душу, как стремление текущую по камням воду. Но при полном открытии всего–навсего исчезает удивление. Тогда слабеет аппетит и приходит насыщение, потом скука и уныние. 1000 лет и один день — одна фигура и 1 ООО ООО их есть то же. Если что непонятно, закричи с Варухом: «О Израиль! Сколь велик дом божий! Велик и не имеет конца». «Сие море великое…»

Предел 17–й О ЗМИЕ

Мойсей между прочими фигурами занял у египетских священников и икону змия, образующего божию премудрость. «Змий же был мудрейший…» А когда одна фигура, то и вся Библия есть змий. Возносит его Мойсей в гору, чтоб не умер Израиль. То же и евангельский змий сказывает: «Если я вознесен буду от земли, тогда все привлеку к себе». Змий сей, ползая по земле, всю сию Мойсеева мира систему и Адама со всем здесь населенным родством портит. Они все остаются дурными и невкусными болванами, поколь не раскусить ему голову. Голова его есть седмица. Итак Библия есть змий, хоть одноглавый, хоть семиглавый, а растопчет ему голову почивающий в солнце. Избраннейшая фигур фигура — солнце есть и мать, и дева, испускающая из ложесн принятое от бога вечности зерно. «Тот твою сотрет главу». Итак, змий останется одним только подножием сидящего в солнце. Тогда все оживляется, а мертвецы встают к точке своей. В другом случае черный сей дракон, вод горьких бездну изблевывая, апокалиптической облеченной в солнце сына жены, потом всю обетованную землю потопляет, но жене даются орлиные крылья, дабы родила не в подлом месте и не смертное. «Восхищенно было дитя ее к богу».

Сей есть гордая денница, сатана и враг ангелам, херувимам и всем носящим господа фигурам. Не терпит смотреть Соломон как на орла, парящего к солнцу, не к солнышку, так и на гнусное сего змия ползанье. И чуть ли не сей поминается в притчах раб воцарившийся; а дабы сие не последовало, почивший во львином рве Даниил вкидает сему аспиду в адскую челюсть хлебец, испеченный из смолы благовонных деревьев и тука, и хлопчатой бумаги. Все сие есть вечности фигуры. «Смирна, и стактп, и касия». «Дающего снег свой, как шерсть (хлопок)». «И тука пшеничного, насыщая тебя».

От сей нашего Даниила чудной пилюли змий лопнул.

«Тот твою сотрет главу». Встает и Иона от лица господнего. Се муж, чудовищу в брюхо ввергает его бог. Тогда спасается все священного сего мира селение с людьми его. Ниневия значит жилище, а Иона есть голубь.